– Причина в том, что я – ее отец, господин Чака.
– Господин Накодо, – начал я. – Вам это наверняка придется не по вкусу. Но я тут послушал все, что вы мне рассказали, и мне кажется, что ваша дочка не исчезла. Может, она просто дала деру.
Он задумался над моими словами или сделал вид, затем покачал головой.
– А может, дело в мальчике, – добавил я.
– У нее нет бойфренда. Мои люди уверили меня в этом.
– Тогда, значит, что-то вы темните. Вы сказали, что она уже попадала в переплет. Вот с этого места поподробнее можете?
Секунду он глядел мне в глаза, потом снова опустил взгляд. Зуб даю, что-то в вашей жизни не так, если вам нужны «люди», чтоб выяснить, есть ли у вашей дочери дружок. Накодо потряс головой, словно думал о том же. Он было заговорил, умолк, снова заговорил:
– Возможно, вы правы. Наверное, я слишком тороплюсь с выводами. Как многие родители. Уверен, Миюки может о себе позаботиться. Как вы говорите, ей девятнадцать…
– Двадцать.
Накодо глянул на меня озадаченно.
– Вы сказали, ей двадцать лет.
– Ах да, – ответил он. – Ив самом деле. Ей исполнилось двадцать пару месяцев назад. Видите, что со мной делают эти волнения. Я вдруг почувствовал себя ужасно глупо, что потревожил вас своими семейными проблемами. Слушаю себя и понимаю, что превратился в старую мямлю.
Не успел я вежливо возразить – дескать, он всего лишь кажется мямлей средних лет, – как Накодо уже встал, обошел стол и протянул мне руку:
– Господин Чака, простите за беспокойство. Я очень надеюсь, что вы меня понимаете.
Я ничего не понимал, но, вероятно, такое можно понять, только когда у тебя есть девятнадцати– или двадцатилетняя дочь. В общем, я встал и потряс ему руку, улыбаясь так, будто в мире самое важное – это Накодо с его хлопотами.
– Кстати, мне сказали, что вы пишете для журнала.
– Я журналист, – сказал я. – Журнал «Молодежь Азии».
– Признаю, что не имел удовольствия читать его.
– Он для молодежи. Для подростков.
– О? Должно быть, увлекательная работа.
Судя по его тону, он считал мою работу такой же увлекательной, как налоговый кодекс. Хотя, с другой стороны, он, видать, из тех, кто тащится от налогового кодекса. По-любому сцена скоренько превращалась в подобие тех свиданий, когда вы оба знаете, что поцелуя на ночь не будет, а вот симпатичная прощальная реплика никак не придумывается.
Накодо поскреб в затылке. Я разгладил несуществующие морщинки на брюках. Мы обменялись серией неуклюжих улыбок. Только я начал кланяться, как он снова протянул мне руку. Затем мы поменялись ролями и попробовали еще раз. А потом оба сдались.
– Был рад познакомиться с вами, господин Чака, – сказал он.
Судя по фотографиям, он был рад перезнакомиться с толпами народу, но все равно эта фраза у него получалась корявой.
– Мне жаль, что это не случилось при более мирных обстоятельствах. Вас немедленно отвезут обратно в гостиницу. Еще раз простите за беспокойство.
Он открыл передо мной дверь. Выйдя из комнаты, я уперся взглядом в картину в дальнем конце коридора. Я не заметил ее раньше, или ее просто не было видно с моего места в кабинете. Скорее второе, потому что такую картинку не проглядишь. Липовый Уорхол размером с рекламный Щит, пять одинаковых портретов Миюки в ярких тонах – флюоресцентно-оранжевый, неоново-синий, пенно-розовый. Лицо получилось не слишком похожим, но художник точно отразил ее главную черту. Родинка на холсте была размером с шар для боулинга.
– Кстати, – спросил я, – что это за человек в инвалидном кресле?
Накодо печально улыбнулся:
– Видимо, вы познакомились с моим отцом. Надеюсь, он вас не побеспокоил. Иногда с ним такое бывает.
– Да все в порядке.
– Среди самых старых людей в районе Минато он – четвертый. Так что мы, в общем, гордимся им. Однако видели бы вы его, когда он был помоложе. Такой сильный, гордый человек. Даже когда-то был красивым. – Накодо на секунду задумался, потом добавил: – Господин Чака, может, это прозвучит ненормально, но иногда мне кажется, что самое жестокое в жизни – это продолжать жить.
– Согласен, – сказал я. – И впрямь звучит ненормально.
Накодо скупо ухмыльнулся и дернул головой. К нам подошел дворецкий. Я хотел сказать Накодо, чтоб он не парился по поводу дочери, что наверняка она вернется, что обычно такие дела рассасываются сами собой и большинство детишек вырастает без проблем. Но не успел я открыть рот, как Накодо поблагодарил меня за любезность, развернулся и ушел по коридору. Я смотрел, как он, шаркая и сгорбившись, идет меж двух бронзовых львов, охраняющих холл, и радовался, что я – не миллионер с юной дочкой. А еще радовался, что я – не юная дочка папаши-миллионера. Не то чтобы я счастлив быть собой, но могло быть и хуже. Я бы мог быть Гомбэем.
5
ПРОФЕССОР КУДЗИМА
Вспомнив про Гомбэя, я решил, что не мешало бы проверить его историю о происхождении патинко. Вообще-то проверка фактов – страшная нудятина, и я легко мог бы сделать это по Интернету в Кливленде, но в Кливленде я не желал и вспоминать о патинко. С этой мыслью я велел водиле Накодо забыть про отель и отвезти меня в Канда-Дзимботё. Я хотел повидаться с профессором Кудзимой. Когда-то он преподавал историю в университете Нихон, а теперь у него был букинистический магазин.
Я познакомился с Кудзимой несколько лет назад, когда работал над статьей продвижение «Бездомным – айкидо». Правительство выделило денег на эту шарашку под названием «БА!», основанную на идее, что если научить бомжей айкидо, это даст им чувство собственного достоинства и дисциплину, нужные, чтобы жизнь у них снова наладилась. Но все пошло наперекосяк: по задворкам вспыхнули потасовки, и еще было несколько громких случаев, когда бомжи перетянули одеяло на себя, начистив рыла молодежным бандам в парке Ёёги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86