Не обращая на него внимания, я открыла футляр и достала сияющий нержавеющей сталью «Руджер». Марино продолжал грохотать в углу пластиком до тех пор, пока не выбрал кавказскую голову с нарисованными темными волосами и глазами, которой и увенчал торс, а затем получившийся бюст водрузил на картонную коробку у стальной стены примерно в тридцати шагах.
— У тебя одна обойма на то, чтобы он стал историей, — сказал Марино.
Зарядив свой револьвер, я взглянула на Марино, который из заднего кармана брюк доставал девятимиллиметровый пистолет. Оттянув затвор, он вытащил обойму, а затем защелкнул ее обратно.
— Счастливого Рождества. — Марино протянул мне его ручкой вперед.
— Нет, спасибо, — сказала я, стараясь быть вежливой, насколько возможно.
— Пять выстрелов твоим револьвером — и ты выбываешь.
— Если я промахнусь.
— Черт, док. Все иногда промахиваются. Недостаток твоего «Руджера» — малое количество зарядов.
— Уж лучше пусть будет мало зарядов, но зато х-оро-шее попадание. А все эти штуки только разбрызгивают свинец.
— У них чертовски большая огневая мощь, — сказал Марино.
— Я знаю. С пятидесяти футов примерно на сто футо-фунтов больше, чем из моего, если я использую патроны «силвертипс».
— Не говоря уже о том, что выстрелов в три раза больше, — добавил Марино.
Я стреляла раньше из девятимиллиметровых, и они мне не понравились. Они были не столь точны, как мой тридцать восьмой, не настолько безопасны и к тому же давали осечки. Я не из тех людей, которые меняют качество на количество, и, по моему глубокому убеждению, никакая огневая мощь не может заменить знания и практику.
— Тебе понадобится только один выстрел, — сказала я, надевая звукоизолирующие наушники.
— Да. Если этот выстрел — промеж его чертовых глаз.
Уравновесив револьвер левой рукой, я спустила курок и выстрелила один раз в голову манекена и три раза в грудную клетку, пятая пуля задела левое плечо. На все это потребовалось несколько секунд, голова и торс слетели с коробки и безжизненно громыхнули о стальную стену.
Ни слова ни говоря, Марино положил девятимиллиметровый пистолет на стол и из кобуры под мышкой достал свой триста пятьдесят седьмой. Похоже, я задела его за живое. Без сомнения, ему было совсем не просто найти для меня автоматический пистолет. Он думал, что я обрадуюсь.
— Спасибо, Марино, — сказала я.
Защелкнув барабан, он медленно поднял свой револьвер.
Я хотела было добавить. Что ценю его заботу, но он, скорее всего, не слышал меня.
Я отпрянула назад, когда Марино выпустил шесть патронов по голове манекена, которая бешено запрыгала по полу. Щелкнув резервным барабаном, он приступил к торсу. В воздухе витал едкий запах пороха, и я подумала: «Не дай Бог, чтобы он когда-нибудь смертельно возненавидел меня».
— Ничто не может сравниться со стрельбой по лежачему, — заметила я.
— Ты права. — Он вынул из ушей затычки, — ничто не может сравниться с этим.
Выдвинув деревянную раму, мы повесили на нее бумажную мишень для подсчета очков. Когда обойма опустела, я, удовлетворившись тем, что все еще вполне прилично стреляю, выпустила парочку «силвертипсов», чтобы прочистить канал ствола перед тем, как взяться за него с тряпкой и растворителем, запах которого всегда напоминал мне Квантико.
— Хочешь знать мое мнение? — спросил Марино, также занимаясь чисткой своего оружия. — Что тебе действительно нужно дома, так это автомат.
Я молча укладывала «Руджер» в футляр.
— Знаешь, что-то типа самозарядного «Ремингтона». Ты нажимаешь на курок и выпускаешь в придурка пятнадцать пуль тридцать второго калибра, три раза нажала — выпустила три раза по пятнадцать пуль. Речь идет о сорока пяти чертовых кусках свинца. И он больше никогда не вернется.
— Марино, — сказала я спокойно, — со мной все в порядке, договорились? Мне совершенно не нужен склад оружия.
Он сурово посмотрел на меня:
— Можешь представить себе, что ты стреляешь в парня, а он продолжает идти на тебя?
— Нет, не могу.
— Ну, а я прекрасно представляю. Как-то раз, еще в Нью-Йорке, я разрядил свой револьвер в такое животное, накачавшееся наркотиками. Всадил ублюдку четыре пули в верхнюю часть туловища, и это его даже не притормозило. Как в кошмаре Стивена Кинга — парень шел на меня, словно чертов живой мертвец.
В карманах моего лабораторного халата я нашла кое-какие тряпки и принялась вытирать с рук ружейное масло и растворитель.
— Псих, который гонял Берил по ее дому, док, точно такой же, как тот лунатик, о котором я только что рассказывал. Что бы им ни двигало, он не остановится, если уж начал.
— Тот человек в Нью-Йорке, он умер?
— О да. В реанимации. Мы оба ехали в госпиталь в одной машине «скорой помощи». Вот это было путешествие!
— Ты был сильно ранен?
Марино ответил с непроницаемым лицом:
— Нет. Семьдесят восемь швов. Поверхностные раны. Ты никогда не видела меня без рубашки. У парня был нож.
— Какой ужас, — пробормотала я.
— Я не люблю ножи, док.
— И я тоже.
Мы направились к выходу. Я чувствовала себя перемазанной ружейным маслом и пороховой сажей. Стрельба гораздо более грязное занятие, чем воображают многие люди.
Не останавливаясь, Марино достал свой бумажник и вручил мне маленькую белую карточку.
— Я не заполняла заявление, — сказала я, с изумлением уставившись в лицензию на право ношения личного оружия.
— Да, но судья Рейнхард весьма расположен ко мне.
— Спасибо, Марино, — поблагодарила я. Придерживая для меня дверь, он улыбнулся.
* * *
Несмотря на указания Уэсли и Марино, а также вопреки собственному благоразумию, я-таки задержалась в здании до темноты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106