Она решила покинуть Лос-Анжелес и перебраться в Сан-Франциско, но доехала только до Прютауна, где ей удалось снять маленькую комнатку на последнем этаже дома, занятого разными учреждениями. Была самая суровая за последние пятьдесят лет зима. Газеты писали о холоде, снегопадах, гололеде и авариях на дорогах. Мэг замерзала. Она чувствовала, что раздавлена, опустошена и втоптана в грязь. Она начала спиваться. И вот когда надежды на будущее уже не осталось, в ее жизнь нежданно-негаданно вошел Филипп Барлоу.
Она до сих пор вспоминала тот день, когда он внезапно вынырнул из темной подворотни и подошел к ней. Дрожа от холода, она стояла на углу под уличным фонарем, с головы до ног осыпанная падавшим снегом, и растирала закаменевшее лицо, когда к ней вдруг приблизился маленький пожилой мужчина в черной фетровой шляпе и темном пальто.
– Ты, верно, ищешь девчонку попокладистей? – спросила она, видя, что он пристально разглядывает ее фигуру. Мужчина вздрогнул, поднял голову и посмотрел ей в глаза. Мэг передернуло от ужаса. Его худое мрачное лицо вселяло лишь страх и отвращение. Но у Мэг не было денег…
И она повела его в свою каморку. Не снимая пальто, Барлоу уселся на стул, а Мэг, дрожа от холода, бросилась в кровать.
– Ну, что с тобой, дорогой? – нетерпеливо спросила она. – Откуда такая робость?
– Я пришел не за этим, – тихо ответил Барлоу, – мне надо просто поговорить с тобой. Мне совсем не с кем поговорить…
Она не удивилась. Слишком много перевидала на своем веку, чтобы удивляться.
– Послушай, дружок, – сказала она, едва ворочая языком от усталости, – платить все равно придется. Ты должен будешь компенсировать мне простой.
Он порылся в карманах и вытащил тридцать долларов. Мэг широко раскрыла глаза. Случалось, ей платили в десять раз меньше. Устроившись под одеялом, она как сквозь сон слушала, что говорил ей этот странный маленький человечек. Он рассказывал ей о своей больной матери, о доме, саде, работе в универмаге, об одиночестве… Он болтал без умолку целый час. В конце концов Мэг, свернувшись в клубочек, немного согрелась и уснула.
Барлоу, пришедший к ней вечером следующего дня, застал Мэг без сознания, в страшном жару. Очнулась она лишь на больничной койке. В ногах у нее сидел Барлоу. Он приходил каждый день, приходил и молчал, а она была так слаба, что не испытывала даже отвращения. Она лежала и думала о Джерри Хогане, старалась представить себе его теперешнюю жизнь, вспоминала проведенные с ним ночи и иногда тихонько плакала.
Однажды вечером, когда, как обычно, пришел Барлоу и уселся у нее в ногах, Мэг спросила его:
– Я вас совсем не знаю. Почему вы были так добры ко мне?
– Это не доброта, – ответил он, окидывая ее взглядом, от которого она испуганно съежилась под одеялом, – просто мы оба одиноки. Недавно я потерял мать… Я чувствую, что вы нужны мне, Мэг. Выходите за меня замуж.
Они поженились через неделю после того, как Мэг выписалась из больницы. На первых порах она тешила себя надеждой, что их уединенный дом, в котором она стала полной хозяйкой, и роскошный сад принесут ей покой, возможно, даже какое-то подобие счастья, но и тут ее ждало горькое разочарование. Первой же ночью Мэг стало ясно, что она вышла замуж за больного, психически неполноценного человека, а через несколько месяцев она случайно встретила в Бренте Джерри Хогана. Тому тоже было несладко, и, когда Мэг, рыдая бросилась ему на грудь, он не оттолкнул ее…
Она рассказала Хогану о Барлоу, о своей жизни с ним, и именно Джерри подал ей эту сулившую радостное будущее идею: избавиться от рехнувшегося садиста, заработав при этом целое состояние. Подходящего для такой цели страхового агента тоже нашел Хоган, он же разработал весь план. Мэг должна была любой ценой заставить агента потерять голову, потом ей надо было уговорить Барлоу застраховаться…

Барлоу настороженно стоял у двери своей комнаты. Был воскресный вечер, только что пробило полдевятого. Внизу Мэг смотрела телевизор. Когда часом раньше он сказал ей, что устал и ложится спать, она лишь равнодушно пожала плечами.
Успокоившись, он открыл шкаф, взял купальную шапочку и резиновые подушечки, вынул из ящика револьвер, сунул его в карман пальто и крадучись вышел из дома. Чтобы не привлекать внимания Мэг, он не стал брать машину, а пошел пешком через поля в направлении Глинхилла. К четверти одиннадцатого он добрался до маленькой лесной полянки в окрестностях Прютауна и затаился в густом кустарнике.
Время было еще раннее, поэтому под деревьями стояла всего одна машина. Из ее окон несся оглушительный грохот джаза. Убедившись, что из автомобиля его не видно, Барлоу быстро снял шляпу, натянул резиновую шапочку, засунул за щеки подушечки и, вытащив из кармана револьвер, бесшумно скользнул к машине.

На следующий день утром, когда Энсон уже собирался ехать в Прютаун, зазвонил телефон. Трубку сняла Энн.
– Да, мистер Энсон здесь. Кто спрашивает? Хорошо, миссис Томсон, одну минуту. – Она нажала переключатель, и Энсон нетерпеливо схватил трубку своего аппарата.
– Джон Энсон слушает. Кто это?
– Это я…
Энсон бросил быстрый взгляд на Энн.
– Добрый вечер, миссис Томсон, – холодно произнес он в трубку. – Чем могу служить?
– Нам надо встретиться сегодня вечером, – взволнованно сказала Мэг, – кое-что произошло.
– Хорошо, миссис Томсон, я постараюсь. Спасибо, что позвонили, – ответил он и положил трубку на рычаг.
Видя, что Энн не обратила на звонок никакого внимания, Энсон не стал ничего объяснять. Быстро подписав какую-то бумажку, он встал и, объявив, что уходит до конца дня, спустился к машине.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37