Садитесь, товарищ Чонкин. Кто желает выступить?
Поднял руку командир отделения Балашов.
- Вот,- сказал Ярцев,- почему-то товарищ Балашов всегда
первым поднимает руку. И его всегда приятно слушать. Вы
конспект приготовили, товарищ Балашов?
- Приготовил,- скромно, но с достоинством сказал Бала
шов.
- Я знаю, что приготовили,- сказал Ярцев, глядя на
Балашова с нескрываемой любовью. Отвечайте.
Старший политрук снова сел на пень и, чтобы показать
заранее, какое истинное наслаждение доставит ему четкий и
правильный ответ Балашова, закрыл глаза.
Балашов развернул общую тетрадь в картонном переплете и
начал читать громко, с выражением, не вставляя ни единого
своего слова.
Пока он читал, бойцы занимались, кто чем. Один,
спрятавшись за спиной другого, увлекся "Мадам Бовари",
другие - играли в "морской бой", Чонкин предавался своим
мыслям. Мысли у него были разные. Внимательно наблюдая
жизнь, постигая ее законы, он понял, что летом обычно
бывает тепло, а зимой - холодно. "А вот если бы было
наоборот, думал он,- летом холодно, а зимою тепло, то
тогда бы лето называлось зима, а зима называлась бы лето".
Потом ему пришла в голову другая мысль, еще более важная и
интересная, но он тут же забыл, какая именно, и никак не
мог вспомнить. И мысль об утерянной мысли была мучительна.
В это время его толкнули в бок. Чонкин оглянулся и увидел
Самушкина, про которого совсем забыл. Самушкин поманил
его пальцем, показывая, чтобы Чонкин наклонился, он, Са-
мушкин, ему что-то скажет. Чонкин заколебался. Крикнуть в
ухо, пожалуй, побоится, старший политрук здесь, а плюнуть-
может.
- Чего тебе?- шепотом спросил Чонкин.
- Да ты не бойся,- прошептал Самушкин и сам наклонился к
чонкинскому уху.- Ты знаешь, что у Сталина было две жены?
- Да ну тебя,- отмахнулся Чонкин.
- Верно тебе говорю. Две жены.
- Хватит болтать,- сказал Чонкин.
- Не веришь - спроси у старшего политрука.
- Да зачем мне это нужно?- упрямился Чонкин.
- Спроси, будь другом. Я спросил бы, но мне неудобно, я
в прошлый раз задавал много вопросов.
По лицу Самушкина было видно, что ему очень важно, что-
бы Чонкин оказал ему эту пустяковую, в сущности, услугу.
Чонкин, будучи человеком добрым, не умеющим никому и ни в
чем отказывать, сдался.
Балашов все еще читал свой конспект. Старший политрук
его слушал рассеянно, зная, что Балашов боец аккуратный,
наверняка переписал в конспект все слово в слово из учеб-
ника и никаких неожиданностей в его ответе быть не может.
Но времени оставалось мало, надо было спросить других, и
Ярцев прервал Балашова.
- Спасибо, товарищ Балашов,- сказал он.- У меня к вам
еще вопрос: почему наша армия считается народной?
- Потому, что она служит народу,- ответил Балашов, не
задумываясь.
- Правильно. А кому служат армии капиталистических
стран?
- Кучке капиталистов.
- Правильно.- Ярцев был очень доволен.- Я с удовольст-
вием прослушал ваш ответ. Вы правильно мыслите, делаете
из пройденного материала верные выводы. Я ставлю вам
"отлично" и буду просить командира батальона объявить
вам благодарность с занесением в личное дело.
- Служу трудовому народу,- тихо сказал Балашов.
- Садитесь, товарищ Балашов.- И своими узкими проница-
тельными глазами старший политрук осмотрел сидевших перед
ним бойцов. Кто хочет дальше развить мысль предыдущего
оратора?
Чонкин дернул рукой. Ярцев заметил.
- Товарищ Чонкин, как прикажете истолковать ваш вырази-
тельный жест? Может быть, вы опять боретесь с жуком?
Чонкин встал.
- Вопрос, товарищ старший политрук.
- Пожалуйста.- Политрук расплылся в широкой улыбке, всем
своим видом показывая, что, конечно, Чонкин может задать
только очень простой вопрос и, может быть, даже глупый, но
он, Ярцев, обязан снижаться до уровня каждого бойца и
разъяснять непонятное. И он ошибся. Вопрос, может быть,
был глупый, но не такой простой.
- А правда,- спросил Чонкин,- что у товарища Сталина
было две жены?
Ярцев вскочил на ноги с такой поспешностью, как будто в
одно место ему воткнули шило.
- Что?- закричал он, трясясь от ярости и испуга.- Вы что
говорите? Вы меня в это дело не впутывайте. Он тут же
спохватился, что сказал что-то не то, и остановился.
Чонкин растерянно хлопал глазами. Он никак не мог по-
нять, чем вызвана такая ярость старшего политрука. Он по-
пытался объяснить свое поведение.
- Я, товарищ старший политрук, ничего,- сказал он.- Я
только хотел спросить....мне говорили, что у товарища
Сталина...
- Кто вам говорил?- закричал Ярцев не своим голосом.-
Кто, я вас спрашиваю? С чужого голоса поете, Чонкин?
Чонкин беспомощно оглянулся на Самушкина, тот спокойно
перелистывал "Краткий курс истории ВКП(б)", словно все
происходившее не имело к нему никакого абсолютно
отношения. Чонкин понял, что если сослаться на Самушкина,
тот откажется не моргнув глазом. И хотя Чонкин не мог
взять в толк, чем именно вызван такой невероятный гнев
старшего политрука, ему было ясно, что Самушкин опять его
подвел, может быть, даже больше, чем в тот раз, когда
устроил "велосипед".
А старший политрук, начав кричать, никак не мог остано-
виться, он крестил Чонкина почем зря, говоря, что вот,
мол, к чему приводит политическая незрелость и потеря бди-
тельности, что такие, как Чонкин, очень ценная находка
для наших врагов, которые только и ищут малейшую щель,
куда, не гнушаясь никакими средствами, можно пролезть со
своими происками, что такие, как Чонкин, позорят не только
свое подразделение и свою часть, но и всю Красную Армию в
целом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12