Чувства вины и печали наполнили душу Сано. Он зная, как следует поступить.— Мой отец придерживался древней самурайской традиции посвящать сыновей в таинство смерти, чтобы подавить страх у них, чтобы они, когда вырастут, были готовы погибнуть за своего повелителя. В пять лет я ходил с ним на церемонии погребения и наблюдал за кремацией трупов. Когда мне исполнилось шесть, он приказал монахам из храма Дзодзё оставлять меня по ночам одного на кладбище. А когда — семь, начат водить на места казней и показывать гниющие трупы и отрубленные головы. Он делал это до тех пор, пока я не был посвящен в мужчины в пятнадцать лет. Он говорил мне: "Самурай обязан всегда помнить, что ему придется умереть в бою. Ты не должен ни ощущать, ни выказывать страха перед смертью. — Сано мрачно усмехнулся. — Часть завета я выполнил. Я никогда не выказывал страха. Отец очень гордился тем, что считал моей смелостью. Но я никому не рассказывал, что после погребений мне снились кошмары, будто меня сжигают заживо, а ночи на кладбище казались мне самыми длинными в жизни, потому что я слышал стоны призраков, сидящих на деревьях, и ждал, когда они разорвут меня на куски. Я никому не рассказывал, что после посещения места казни долго мылся, чтобы убрать с души грязь, которая, казалось, убьет меня. И я никому не рассказывал, как боюсь смерти...Сано замолчал, ошарашенный собственной исповедью, Аои, как и прежде, вызвала у него потребность раскрыть самые сокровенные мысли, именно те, которых не должно быть у самурая. Никто не умел слушать с таким вниманием и не давал такую эмоциональную разрядку, особенно нужную после целого дня непреклонной твердости, кроме Аои. Смущенный, Сано поспешил перейти к сути:— Аои, долг самурая состоит в том, чтобы без страха и сомнения идти на смерть. Но не твой. Ты рискнула безопасностью своей семьи ради меня. Никогда себе этого не прощу. — Следующие несколько слов дались ему с огромным трудом. — Ты совершенно свободна. Скажи Янагисаве: я отказался встречаться с тобой. Я сохраню в тайне, что ты сделала для меня. Обещаю.«Потому что я люблю тебя», — добавил Сано мысленно. Он опустил ресницы, скрывая печаль и не желая видеть в ее взоре радость. Кодекс чести не позволяет впредь подвергать ее опасности. Единственное утешение — страдать оттого, что ее нет рядом, придется не долго. Канцлер Янагисава позаботится об этом.Сано услышал скрип лестницы. Вода поднялась до груди. Сано в удивлении поднял глаза. Обнаженная Аои погрузилась в бочку.— Обними меня, — прошептала она.Аои не покидает его! Печаль Сано сменилась ликованием, но он понимал: долг превыше любви.— Не надо, Аои.— Ш-ш. — Она чуть не плача приложила палец к его губам.— Да что случилось? — взмолился Сано.Вместо ответа она только затрясла головой и обхватила Сано ногами. И, сгорая от желания, он отдался ее воле. В воде женщина казалась невесомой. Он неистово целовал ее плечи, грудь и низ живота, поднимая на себя широко разведенные бедра. Теплая маслянистая вода придавала ее шелковистой коже удивительную гладкость. Их духовная близость вернулась, едва соприкоснулись тела. Аои провела пальцами по его лицу с нежностью, которую никогда не выражала вслух. Страстная отрешенность, с которой она принимала его ласки, говорила о том, что она отдается вся, без остатка, не только телом. Страхи и сомнения Сано таяли, словно окутывавший их пар. Он со стоном опустил Аои на свою пульсирующую плоть.В порыве несказанного наслаждения он вошел в нее. От сладкого аромата закружилась голова. От красоты любимого лица перехватило горло. Сдерживая нетерпение, Сано размеренно поднимал и опускал на себя Аои, она часто дышала. Это нежное, блаженное соитие было разительно не похоже на то, что произошло между ними прошлой ночью. Сано понял: их союз способен объединить самые крайние чувства — радость и печаль, боль и удовольствие, любовь и ненависть, нежность и грубость. Сердце наполнилось тоской при мысли, что разлука с Аои неизбежна.Аои, будто прочитав его мысль, заплакала. В ее последнем крике смешались горе и наслаждение. Сано застонал, достигнув пика. Потом они сели, прижавшись друг к другу, и невозможно было разобрать, где ее слезы, а где — его. Сано пытался поверить в то, что их близость будет длиться вечно.Вода совсем остыла. Время уходит, понял Сано, и нехотя отпустил Аои.— Мне пора.Выбравшись из бочки, он вытерся полотенцем. Боли не ощущалось, он снова мог двигаться без труда.— Подожди. — Аои тоже вылезла из воды и, быстро обтершись, оделась. — Сначала тебя нужно подлечить.И вновь Сано почувствовал в ней безумное напряжение. Вернулось недоверие. Оно было сильнее прежнего. Но Аои права. Ушибленные места ноют, без лечения очередной пункт плана не удастся выполнить.— Ну хорошо, — согласился Сано, вместе с Аои прошел в спальню и лег на матрас. — Только поторопись.— Я нагрею комнату... — глухо сказала Аои, повернувшись к нему спиной и склонившись над вделанной в пол жаровней. Выпрямившись, она поспешила к двери.— Аои, не уходи. — Их контакт снова нарушился. Сано должен был выяснить, что же ее беспокоит.Она бросила через плечо:— Отдохни, я сейчас вернусь с травами и снадобьями...Сано остался наедине с невеселыми мыслями. Выполнит ли он свой долг и обещания? Сможет ли доказать, что Янагисава — убийца? Должен ли он сегодня казнить канцлера и покончить с собой? Если нет, то будет ли судьбе угодно, чтобы он арестовал Тюго или Мацуи раньше, чем истекут два дня? Сколько еще ночей у них с Аои? Слишком возбужденный, чтобы расслабиться, Сано смотрел в потолок. Вскоре, к его удивлению, веки отяжелели. Решив, что, похоже, недооценил степень своей усталости и успокаивающего воздействия горячей воды и секса, он потер глаза, прогоняя сон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101