Как плохо быть человеком и иметь столько мускулов, ведь все эти мускулы могут вдруг напрячься. На борту самолета у Адама в первый раз заболела голова. И он не хотел, чтобы это повторилось. Никогда. Не нравилось ему и щемящее чувство в желудке, которое невозможно было успокоить никакой едой. Крепко прижать к себе Габриель – вот единственное средство, больше ничего не помогало.Тяжело вздохнув, Адам устремил взгляд в окно, на открывающийся пейзаж, который ему никогда не надоедал.Как раз в этот момент машина резко вильнула влево, затем так же резко повернула вправо, и Адам попытался скрыть улыбку, зная, что Габби убьет его, если ее заметит. Когда они взяли напрокат эту тесную, маленькую машину, Габриель настояла на том, что поведет сама (если это можно назвать вождением), мотивируя это тем, что из-за действующей на него feth fiada может возникнуть авария. Однако поскольку Габриель не привыкла ни к правостороннему рулю, ни к правостороннему движению, дело шло именно к аварии.– Господи, если бы эти овцы прекратили выскакивать на дорогу, у меня, возможно, был бы шанс! – проворчала она после его очередного смешка. – Они появляются просто ниоткуда, как будто с неба падают.– Ерунда. Овцы ходят. Они медлительны, как улитки. Если ты прекратишь глазеть по сторонам, пытаясь увидеть все одно временно, ты заметишь их, – поддразнил он. Боже, как же он обожал эти прекрасные черты, эти сменявшиеся выражения на ее лице, ее вспыльчивый темперамент. В ней был внутренний огонь, который так и хотелось раздуть, просто чтобы понаблюдать, как он вспыхнет.– Ну конечно. Значит, я должна проезжать мимо Лох-Несса и не смотреть на него? А если Несси вдруг высунет голову, а я это пропущу? Ты провел здесь тысячи лет. А я никогда не была в Шотландии. Почему никто не следит, чтобы эти чертовы овцы не выскакивали на дорогу? Поставили бы ограждения.Почему в Шотландии нет ограждений? Или здесь не думают о туристах? И как насчет двустороннего движения? Они когда-нибудь слышали о двустороннем движении?– Если здесь две полосы, ka-lyrra, почему же тебе так трудно ехать на своей половине дороги?Она оскалила зубы, и ему пришлось прикусить внутреннюю сторону щеки, чтобы удержаться от смеха. Или от того, чтобы привлечь ее к себе и поцеловать, а уж тогда аварии они бы точно не миновали.– Ну ладно, пусть полторы полосы, – раздраженно признала она. – А я пытаюсь не свернуть со своих трех четвертей полосы.И с надменным видом Габби снова стала глазеть по сторонам, пытаясь в то же время объехать овец по другой полосе и проводя на обочине дороги больше времени, чем следует.А Адам снова пытался сдержать смех.Он получал удовольствие, наблюдая за ее впечатлениями от земли, которую он любил гораздо более, чем Ирландию и, возможно, даже больше, чем любое место в любом мире. Он не мог сказать, что тому причиной, но Шотландия и шотландцы что-то значили для него. И так было всегда. И то, что Габриель не могла удержать взгляд (и машину) на дороге, означало, что Шотландия, по-видимому, производит неизгладимое впечатление и на нее.Да и могло ли быть иначе? Позднее лето в горах Шотландии было восхитительным, склоны холмов пестрели цветами уходящего лета: насыщенные фиолетово-красные и бледно-розовые цветки вереска, сердцевидные серебристые бутоны колокольчиков. Пройдет еще пара недель, прежде чем вереск выступит во всей красе и по-настоящему укроет холмы фиалково-розовым ковром, и Адам надеялся, что в это время они еще будут там и смогут полюбоваться такой красотой.Он хотел бы увидеть, как Габриель будет бежать по вересковому полю; он хотел раздеть ее, уложить на траву и играть с ней в свои грешные игры.И это будет, пообещал он себе. Скоро. Как только она окажется в безопасности. Не так уж долго им осталось добираться до замка Келтаров. Огни Инвернесса уже угасали в зеркале заднего вида.Инвернесс. Морганна.Как раз неподалеку, в замке Броуди, жила она так много лет тому назад. И вдруг из зеркала заднего вида исчезли дороги, отели, магазины, исчезли закусочные и пивнушки, исчезло все – остались лишь бескрайние просторы, раскинувшиеся под безбрежным голубым небом...«Я люблю тебя», – сказал он Морганне и сам удивился, когда эти слова сорвались с его губ. Только что рожденный Цирцен был укутан в одеяла и покоился у нее на руках – его сын. Ее кожа блестела от пота, волосы были мокрые, она обессилела и светилась истинно человеческим сиянием. И тут к нему пришло озарение. Он произнес эти слова, и отрекаться было слишком поздно. Но, черт возьми, как быстро он захотел от них отречься.Она неохотно оторвала взгляд от ребенка и взглянула на лицо Адама.И рассмеялась.Если бы у Адама была душа, этот смех резанул бы прямо по ней.Этот смех прозвучал мягко и грустно, и от этого показался ему еще более колким. Потому что в нем слышалось сожаление.«Ты не можешь любить, Существо. У тебя нет души».Ну конечно, для Адама Блэка то были слишком громкие слова. Интересно, хоть одна женщина верила в его чувства? Или просто подчинялась его неотразимой чувственной привлекательности, и пасть его жертвой могло только тело, но не душа? Когда-то ему было все равно. Но время и общение с людьми сыграли с Адамом странную шутку, изменили его, и теперь он хотел знать то, что никогда не интересовало его раньше (иногда ему казалось, что Габриель должна чувствовать то же самое, ведь она одной ногой стояла в этом мире, а другой – в ином, и в обоих чувствовала себя гостьей).«Откуда ты знаешь, что я не могу любить? – прошипел он. Она так небрежно ответила на слова, которые он произнес впервые в жизни. И которые он никогда больше не произносил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94