Эмоция, осознанная в качестве таковой, утверждают психологи, и расщепленная на составляющие, эмоцией быть перестает. Но что бы там ни говорили психологи, разбирая заветные и давно манящие ее хранилища мужниных ценностей, она почти успокоилась. А успокоившись, вдруг решила, что ничто не мешает ей действовать параллельно. Да, она решила не бороться за него, но никому ведь не известны истинные причины этого решения. И все, кто знает ее и некоторые подробности их почти двадцатилетней совместной жизни, поймут ее решение только в одном, очень даже выигрышном для нее ракурсе. Она просто не хочет унижаться и удерживать его. Вот что будет в голове у всех, и прежде всего его многочисленной и прочно сидящей у них на шее родни. И вывод из всего свалившегося на их головы они сумеют сделать только один: пришел нежданный конец щедрому содержанию. Милый их Сашенька либо сгинет без ее трогательной, но и требовательной заботы и внимания, либо просто не пожелает меценатствовать дальше, полностью подчиняясь новой своей госпоже. Той же от него требовались деньги, только деньги и ничего, кроме денег. Раиса настолько успокоилась, что парализовавший ее разговор почти стерся в памяти, и она досадливо подумала: «Надо было сообщить ей про его проблемы с Рокотовым. Неизвестно, с чем милый друг останется в итоге?» Однако мысль эта тут же испугала ее более даже опасной соперницы вместе со всеми ее угрозами. Если Егоров и впрямь расстается с Рокотовым, то из этого следует только одно – и он, и они с Ленкой, и новая его истеричка остаются ни с чем. Чтобы понять это, вполне достаточно было и скудных мозгов Раисы. Кроме того, разговоры на эту тему давно циркулировали в их кругу, и кое-кто уже поглядывал на нее с сочувственным злорадством. Однако до поры до времени все «держали лицо», и она втайне надеялась, что все в конце концов рассосется. Но все же это была опасность второй очереди. Что же касается первой – то следовало немедленно бросить на борьбу с ней лучшие, сиречь самые дорогие ему силы, страдания которых пережить Егорову будет очень трудно. Родителей. Сестру с двумя малолетними детьми и неработающим мужем – беженцем. Брата с Кубани. Обычно она на дух не переносила его, и каждый визит несчастного родича в Москву оборачивался для Александра дикими проблемами. Но теперь она готова была его возлюбить как родного. Привлечь необходимо было и кубанскую же бабушку, девяносто четырех лет от роду. Та могла, конечно, и не выдюжить дальней дороги, но тут уж как Бог решит, в конце концов, помрет бабуля – опять лее милому супругу будет не до радостей плотской любви с юной красоткой. И главное – Ленка! С ней вообще должно приключиться что-то из ряда вон. Наркотики, побег из дома, новая попытка самоубийства. Что ж, это был почти развернутый план действий.
Раиса аккуратно перетянула каждый пакетик тугой резинкой, сделав краткую пометку о его содержимом, чтобы потом не пугаться – пакетики были все одинаковые, и, последний раз окинув взором повергнутый бастион противника, направилась к телефону: звонков предстояло сделать очень много.
Все это время Лена Егорова не делала ничего, не слышала и не пыталась даже услышать, чем занимается мать, и тем более предпринять что-нибудь сама. Она мучительно размышляла по поводу совершенно нового для себя обстоятельства, которое обязана была учитывать с первых дней, когда ей открылись истинные намерения отца. По не учитывала, более того, далее не принимала его в расчет и, проводя долгие часы в мучительных размышлениях, этому не уделила и часа. За это Лена сейчас себя презирала, обзывала сентиментальной дурой и пыталась восполнить упущенное. Этим упущенным обстоятельством была материальная сторона вопроса. В принципе, если бы Лена смогла сейчас взглянуть на ситуацию с другой стороны, то выходило, что и ругать – то ей себя совершенно не за что. Напротив – она достойна была всяческих похвал. Ведь, поняв, что теряет отца, Лена ни на секунду не задумалась о том, что вместе с ним теряет и львиную долю своих сегодняшних возможностей. Стало быть, в отличие от матери, она любила его искренне и бескорыстно. Это было так. Но было и еще нечто.
С потрясающим упорством, доводящим домочадцев до белого каления, с коим пожилые люди обычно хранят грошовые безделушки, напоминающие им чем-то памятные дни прошлой жизни, память Лены цеплялась за обидные, по сей день царапающие душу картинки тех далеких уже дней, когда семейство Егоровых прозябало в страшной, унизительной нищете. Упорство это противоречило логике сознания нормального человека, которое обычно старается как можно быстрее «забыть», вытеснить в область подсознательного все самое страшное и даже просто неприятное, что приключается в жизни, сохраняя тем самым в человеке внутреннее равновесие и покой. Старички в этом смысле были куда более логичны, цепляясь за копеечные вещицы, помогающие хранить в памяти хорошие воспоминания, и ими как зонтиком прикрывались от холодного, пронизывающего дождя, леденящего тела и души снега, неизбежных, суровых спутников осени и зимы – увядания и смерти – старости. У Лены же все происходило с точностью до наоборот. С каждым днем она, как маленькая старушка, помнила прошлое все яснее, оно обрастало в ее воспоминаниях все более яркими, рельефными, почти физически ощутимыми подробностями. Бедности Лена боялась панически. Возможно, изначальный интерес ее к делам отца, который тот самодовольно относил на счет хорошей наследственности и собственного привлекательного примера, подсознательно был вызван как раз этим страхом и желанием постоянной уверенности в том, что возврата к прошлому не будет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95