— А почему бы нет? — спросила она, лежа на спине и глядя в потолок, а раковина, которую швейцарцы называют просто заколкой, валялась на полу, и ее волосы рассыпались по всей подушке.
— Доктор Фишер, — сказал я.
Я ненавидел его даже до того, как с ним познакомился, и мне было противно произнести «твой отец»: разве она не призналась мне, что слухи о его ужинах соответствовали действительности?
— А нам незачем его спрашивать, — сказала она. — К тому же, по-моему, ему это будет безразлично.
— Я говорил тебе, сколько зарабатываю. По швейцарским условиям это немного на двоих.
— Обойдемся. Немножко мне завещала мама.
— И к тому же мой возраст. Я бы мог быть тебе отцом, — добавил я, думая, что как раз им и стал — заместителем отца, которого она не любит, и что своим успехом я обязан доктору Фишеру. — Я бы мог быть даже твоим дедом, если бы женился пораньше.
Она сказала:
— Ну и что? Ты мой любовник и мой отец, мой ребенок и моя мать, ты вся моя семья, единственная семья, которая мне нужна. — И она прижалась своим ртом к моему, чтобы я не мог возразить, придавила меня к постели, и так мы поженились, на радость или на горе, без разрешения доктора Фишера, а если на то пошло, и без благословения священника.
Брак такого рода не имел законной силы, а значит, невозможен был и развод. Мы обвенчались друг с другом бесповоротно и навсегда.
Она вернулась в белый дворец в классическом стиле на берегу озера, уложила чемодан (удивительно, как много вещей может женщина затолкать в один чемодан) и ушла, не сказав никому ни слова. Лишь когда мы купили платяной шкаф и кое-какую кухонную утварь (у меня не было даже сковородки), а также более удобный матрац и прошло три дня, я сказал:
— Он, наверное, удивляется, куда ты исчезла. — Я сказал «он», а не «твой отец».
Она делала прическу в китайском стиле, которая мне так нравилась.
— Он, может, ничего и не заметил, — бросила она.
— Разве вы обедаете не вместе?
— Его часто не бывает дома.
— Пожалуй, мне надо пойти увидеться с ним.
— Зачем?
— А если он станет искать тебя через полицию?
— Они не будут слишком усердствовать, — возразила она. — Я уже взрослая. Мы не совершили никакого преступления.
Но я не был уверен, что его не совершил — конечно, не юридически, но в глазах отца: однорукий инвалид, которому за пятьдесят и который целыми днями строчит письма о шоколаде, склонил к сожительству девушку, которой нет и двадцати одного года.
— Если ты в самом деле хочешь пойти, — сказала она, — ступай. Но будь осторожен. Пожалуйста, будь осторожен.
— Он так опасен?
— Это дьявол во плоти, — сказала она.
3
Я отпросился на день с работы и поехал на машине к озеру, но чуть не повернул обратно, когда увидел размеры парка, серебристые березы, плакучие ивы и огромный зеленый каскад лужайки перед колоннадой портика. Сонная борзая разлеглась, как геральдическая эмблема. Я почувствовал, что мне полагалось бы зайти с черного хода.
Когда я позвонил, дверь отворил человек в белой куртке.
— Можно видеть доктора Фишера? — спросил я.
— Ваша фамилия? — грубо осведомился он. Я сразу понял, что это англичанин.
— Мистер Джонс.
Он провел меня наверх по нескольким ступенькам то ли в коридор, то ли в прихожую — там стояли два дивана, несколько кресел и висела большая люстра. Один из диванов занимала пожилая дама в голубом платье, с голубыми волосами и множеством золотых колец. Человек в белой куртке исчез.
Мы с ней взглянули друг на друга, потом я осмотрел комнату и подумал об источнике всего этого богатства — о «Букете Зуболюба». Прихожая могла быть приемной очень дорогого зубного врача, а мы оба, сидевшие здесь, — пациентами. Немного погодя дама произнесла по-английски с легким американским акцентом:
— Он такой занятой человек, правда? Ему приходится заставлять дожидаться даже друзей. Я — миссис Монтгомери.
— Моя фамилия Джонс.
— Кажется, я не встречала вас на его приемах.
— Нет.
— Конечно, иногда приходится пропускать их и мне. Не всегда же тут бываешь. Верно? Не всегда.
Вероятно, не всегда.
— Вы, конечно, знаете Ричарда Дина?
— Я с ним не знаком. Но читал о нем в газетах.
Она захихикала.
— А вы злой, сразу видно. А генерала Крюгера вы знаете?
— Нет.
— Но вы должны знать мистера Кипса? — спросила она даже с оттенком тревоги и недоверия.
— О нем я слышал. Кажется, он консультант по налогам?
— Нет, нет. Это мосье Бельмон. Как странно, что вы не знаете мистера Кипса.
Я понял, что от меня ждут какого-то объяснения, и сказал:
— Я друг его дочери.
— Но мистер Кипс не женат.
— Я говорю о дочери доктора Фишера.
— А! — сказала она. — Никогда ее не видела. Она держится особняком. На вечерах у доктора Фишера не бывает. А жаль. Нам всем хотелось поближе с ней познакомиться.
Человек в белой куртке вернулся и произнес тоном, который показался мне довольно наглым:
— Мадам, доктор Фишер немного температурит и сожалеет, что не может вас принять.
— Спросите у него, не нужно ли ему чего-нибудь, я сейчас же схожу и достану. Хорошего винограда?
— У доктора Фишера есть хороший виноград.
— Я это сказала к примеру. Спросите, не могу ли я чем-нибудь ему помочь, все равно чем.
Раздался звонок у входной двери, и слуга, не удостоив даму ответом, пошел открывать. Он снова поднялся по ступенькам в переднюю в сопровождении тощего старика в темном костюме, который шел, согнувшись чуть ли не вдвое. Голова у него была вытянута вперед, и мне показалось, что она очень напоминает семерку. Согнутую левую руку он прижимал к бедру, чем еще больше напоминал эту цифру.
— Он простудился, — сказала миссис Монтгомери, — и не может нас принять.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33