Всё это происходило в подвале. Коллектив состоял из нескольких теток, которые постоянно матерились. Время от времени приходили контейнеры с импортом из Восточной Европы. Это всегда было интересно, ибо там могли оказаться лицензионные пластинки. Иногда и сами польские или чешские пластинки были достаточно интересными. Так моим любимым польским артистом стал Чеслав Неман. Как работник фирмы я имел право на приобретение нескольких экземпляров и мог покупать пластинки всем своим дружкам. Это был единственный положительный фактор, в остальном это была тяжелая, изнурительная работа.
Я проводил много времени со своими старыми друзьями. Мы часто виделись с Никитой Воейковым и его женой Ольгой, с которой мы мгновенно подружились. Через некоторое время наше общение постепенно свелось к тому, что, когда я приходил к ним домой, я больше говорил с Ольгой, а у Никиты всегда находились другие дела. Иногда мы с Ольгой шли гулять. Мы ходили в Эрмитаж или Академическую столовую, где в плохую погоду можно было сидеть и пить кофе. Там собирались интересные люди, Кол Черниговский и Владимир Карлович, которого звали Желтым. Может быть, Никита и ревновал, но при этом делал вид, что ничего не имеет против. У них с Ольгой явно что-то не ладилось, и я каким-то образом оказался в трещине между ними. Как-то осенью Никита уехал на картошку и на выходные я поехал навестить его в деревню Чёлово. Это был классический вариант, когда вечером все напиваются, поют песни под гитару и спят вповалку в колхозном бараке. Я не понял, зачем приехал, поскольку делать там было абсолютно нечего, и к вечеру следующего дня я решил уехать. Назад мы ехали вместе с Сэнди и Джоном, с которыми мы только что познакомились и оказались попутчиками. Они мне очень понравились и чем-то напоминали Джона с Йоко. Путь был не близок, и мы всю дорогу болтали о «Beatles». Джон, родом из Сибири, был настоящим битломаном. Как мне казалось, он знал о «Beatles» абсолютно всё, его было приятно слушать, но для этого надо было уметь его разговорить, что по началу было не так просто. Он играл на электрооргане, и мы предполагали продолжить знакомство.
И уже глубокой осенью я решил зайти в музыкальную школу и навестить Анатолия Кондратьевича. Я пришёл в класс, он был очень рад встрече и предложил мне посидеть послушать. Я просидел часа три, дождался, когда он закончит, чтобы его проводить и поговорить за жизнь. На меня нахлынула масса эмоций и воспоминаний. Я снова оказался в мире, с которым давно порвал, но при этом где-то оставалось ощущение, что я каким-то образом ему принадлежу. Мы разговорились, и разговор кончился тем, что он предложил мне продолжить наши занятия. Он договорился, что мне как старому ученику, которого ещё помнили все педагоги, позволят свободно посещать предметы, какие я захочу, и я попробую подготовиться к экзаменам в музыкальное училище. Коль скоро это была одновременно и детская школа, и школа для взрослых, мой возраст не был критическим. Анатолий Кондратьевич достал мне виолончель и смычок (у меня не было своих), и мы стали заниматься. Я продолжал работать с 9-ти до 5-ти, потом приходил домой и занимался на виолончели. После трехгодичного перерыва пришлось начинать с самого начала, руки совсем не слушались. К тому же я продолжал надрывать их, таская коробки и ящики с пластинками. Но через два месяца я уже играл вполне сносно и мог снова участвовать в школьном оркестре. У меня уже были длинные волосы, и как-то после репетиции мы разговорились со скрипачом Никитой Зайцевым, который тоже достойно выглядел. У нас быстро нашлась общая тема – нет ли у меня последнего «Цеппелина» или что-то в этом духе. Он не сразу раскрылся, а как-то туманно намекнул, что он иногда играет другую музыку. Меня это заинтриговало, и мы быстро подружились. Как-то он предложил мне сходить на концерт «Аргонавтов», и, когда мы пришли, я был восхищен тем, что нас запросто пропустили, а он знает музыкантов этой группы. Чуть позже мы ходили на «Мифов», и через какое-то время хождение на сейшн для меня стало привычным занятием. Но мне так и не посчастливилось застать «Санкт-Петербург», в котором, как выяснилось, играл сам Никита. Они в это время уже не играли вместе, а трансформировались в «Большой железный колокол». Мне было чрезвычайно лестно, что я могу бывать среди этих людей. Также я уже самостоятельно ходил в Тряпку (Текстильный институт) на «Землян».
Как-то я случайно встретил Олю Голубеву. Оказывается она с семьей переехала на улицу Рылеева совсем рядом со мной, и я теперь мог ходить к ним с Лёшей слушать музыку. К нему часто приходили гости, и совершались церемонии слушания «Dark Side Of The Moon» и «Jesus Christ Superstar». Каждый раз это было таинство. В то время это действительно воспринималось именно так, разговаривать было невозможно, музыку можно было только впитывать.
Ещё когда я приезжал в отпуск из Армии, мы познакомились с Андреем Усовым, которого все просто звали Вилли. У него был теплый гостеприимный дом, и на все праздники собиралась прекрасная компания. Он очень любил показывать слайды, а потом все непременно пели любимые песни «Beatles», «Stones» и Саймона и Гарфанкеля. У него было много пластинок, и я очень полюбил Кэта Стивенса – «Teaser And The Firecat». К тому времени брат Андрей купил стереофонический проигрыватель «Вега-101», и мои друзья уже безбоязненно давали мне любые пластинки. А Сэнди подарила мне двойной сборник «Beatles» 1967–1970. Это была моя первая настоящая пластинка.
Я продолжал работать в подвале и мечтал купить магнитофонную приставку «Нота» и приемник, на которые мне было никак не накопить. Но я чувствовал, что на такой работе долго не выдержу, и весной всё-таки решил снова перевестись в экспедиторы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19