Сидели какие-то люди и рассматривали огромные альбомы, и очень громко играла музыка «Beatles». Хозяин оказался очень радушным человеком и сразу же напоил нас чаем. Было очень тесно, сам он жил под потолком на палатях, на которых было написано: «Господа, давайте рухнем в клёвость!». Но самым притягательным для меня было то, что у него были все пластинки «Beatles» и сольные альбомы. А пластинка Джона Леннона – «Live. Peace in Toronto» была с дарственным автографом. Когда я попросил Колю, можно ли взять что-нибудь почитать, он легко дал мне перевод книги Хантера Дэвиса «The Beatles – The True Story», рекомендация Лёши Голубева была лучшей гарантией. Я мгновенно прочел эту книгу, мечтая о том, что скоро смогу поехать её вернуть и снова оказаться в этом месте и взять почитать что-нибудь ещё. Я стал частым гостем этого дома, перечитал всё, что только можно было прочесть о «Beatles» и познакомился с массой замечательных людей.
Сразу после наступления семьдесят пятого года, когда я только-только начал разыгрываться, «Акварелям» предложили сыграть в студенческом клубе «Эврика». Я попросил джинсовую куртку у Вовы Ульева и поехал на свой первый сейшн. Из-за какой-то недоговоренности не приехали ни Толя Быстров, ни девочки-скрипачки, и мы вынуждены были играть в сокращенном варианте с Юрой Берендюковым и Колей Марковым. В комнате, которая служила гримерной для всех участников, сидели два парня, которые просто так пели «Tell Me What You See», один из них был очень юным, в белой рубашке и круглых очках. Они мне сразу понравились, и мне стало любопытно, что они играют на концерте? Но настал мой черед выходить на сцену. Всех очень удивило сочетание наших инструментов, и нас приняли очень хорошо. Среди всего прочего мы играли песню Нила Янга – «Helpless» и песню Пола Саймона – «Was A Sunny Day». Многие потом подходили и рассматривали мой диковинный инструмент. Я был чрезвычайно горд и от перевозбуждения плохо понимал, что происходит вокруг. Когда подошла очередь тех ребят, я был в зале и старался внимательно следить за их выступлением. Мне очень понравился голос их гитариста и, хотя они пели на русском, это почему-то совсем не резало уха, а в середине одной песни, которую они пели по-английски, на сцену вдруг вышел человек, сел за барабаны, очень эффектно вступил и после окончания загадочно исчез. Я решил, что это было так и задумано. Они называли себя «Аквариум». Также выступала группа «Ну, погоди!», в которой гитарист играл ещё и на скрипке. Больше я ничего из этого концерта не помню. На обратном пути в метро мы ехали вместе с Васиным, который был искренне удивлен тем, что, оказывается, я играю на таком инструменте.
Через месяц сейшн был в Доме композиторов. Там проводились «Музыкальные среды», на которых музыковед и композитор Абрам Григорьевич Юсфин увлекательно рассказывал о самой разной музыке народов мира и иллюстрировал рассказ записями. Так вот, в одну из клубных сред он организовал концерт, на который пригласил радикальные группы «Россияне», «Большой Железный Колокол» и, в качестве представителей другого крыла, – «Акварели». Это был беспрецедентный случай, когда в стенах святая святых ставился такой эксперимент. Он вызвал большой интерес, была масса народу, и попасть туда было почти невозможно. На концерте была Сэнди со своим новым приятелем Иваном Кузнецовым. Мы играли расширенным составом с полной струнной группой и в две виолончели. После выступления групп была очень горячая дискуссия о правомерности той и другой музыки. Слово давали музыкантам, и всё было очень эмоционально. Когда страсти улеглись, встал тот парень из «Аквариума», который у них пел и играл на гитаре, и поздравил всех собравшихся с днем рождения Джорджа Харрисона. После этого все разговоры были бессмысленны.
Мы потихоньку возобновили занятия с Анатолием Кондратьевичем, но времени до экзаменов уже оставалось мало, и мы не стали приниматься за новую программу, а решили восстановить старую. Но время шло, я уже не работал месяца два, и пора было куда-то устраиваться. Одна моя школьная подруга, Марина Гирс, предложила мне работу грузчиком в Университете, за неё платили 70 рублей, зато работать надо было через день часов до трех-четырех. И, хотя моя рука ещё не очень окрепла после перелома, я согласился. Меня это абсолютно устраивало по времени. Таким образом получалось, что одну неделю я работал три дня, другую – два. Место работы было в сарае во дворе Филфака (Филологического факультета Университета). Как обычно, нужно было что-то поднести, перенести, куда-то за чем-то съездить. В остальное время можно было сидеть и читать книжки. Ко мне заходили знакомые, которые там учились. Как-то зашла Сэнди и принесла мне пленку с альбомом «Аквариума». Я пошёл к Лёше Голубеву, и мы вместе с его сестрой Ольгой и Мариной Гирс слушали эту запись. Качество было чудовищное, Лёша сказал, что это полный бред, но меня запись почему-то задела. Мне хотелось ещё раз послушать то, что оказалось альбомом «Искушение Святого Аквариума». Я никак не мог сформировать свое мнение, и мы долго говорили на эту тему с Сэнди. Через несколько дней она позвонила и сказала, что, если я хочу, то могу пойти с ней на день рождение к Ивану Кузнецову, там будет тот самый парень из «Аквариума» – Боб Гребенщиков. Я согласился, и в означенный день мы с Сэнди пришли к Ивану. Нас не нужно было особенно знакомить, мы узнали друг друга, и Боб приветствовал меня словами: «Простите, Вы не ударник у „Землян“?» Мы весь вечер о чём-то говорили, он рассказал, что учится на Примате (Факультет прикладной математики Университета), но сейчас в академке и абсолютно свободен, и на следующий день он пришёл ко мне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19