Считаем, что определенная политическая программа внутренней жизни государства должна быть всегда налицо, но она не может считаться твердо установленной заранее и в ходе войны неизбежно подвергнется изменению. Ленин говорил: «война есть не томно продолжение политики, она есть суммирование политики». Так непосредственно одно явление влияет на другое. Политика руководит войной, но она же черпает из нее и те новые направляющие для себя линии, по которым необходимо следовать.
Такой связи не уловили ни признанные политики мировой войны, ни «полубоги» в мундире генерального штаба, ныне лишь постепенно доходящие до выводов, сделанных Лениным.
Если представители генерального штаба на словах пытались отгораживаться от внутренней политики государства, то в вопросе об армии они считали своей первейшей и главнейшей обязанностью предъявлять к той же политике такие требования, которые бы способствовали усилению вооруженной силы страны.
Перед нами прошло несколько начальников штабов и полководцев, и все они старались создать для войны нужный инструмент, что вполне понятно без дальнейших наших пояснений.
Мы намеренно проследили взгляды на армию со времен Великой Французской Революции и до наших дней. Перед нами прошла и «солдатская» армия Наполеона, и классовая армия кадровой системы, так именуемый «вооруженный народ», и, наконец, мы слышали современные взгляды на армию.
Тот или иной тип армии существовал при определенных внутренних отношениях в государстве и затем воспитывался внутри себя.
Едва ли нужно повторять и доказывать, что «армия – отображение с общества». Мы видим, как Наполеон стремился создать нечто обособленное и потерпел крушение в своих попытках. Нами подробно была приведена критика Энгельсом прусской военной системы или, в сущности, взглядов Мольтке (старшего), и критику эту можно смело распространить на германскую армию на пороге мировой войны. Нами была показана армия Конвента, и, наконец, мы подробно останавливались на австро-венгерской системе. Все эти армии отражали собой определенную государственность, и в этом отношении начальник австрийского генерального штаба был глубоко прав, говоря, что армия Габсбургов должна являть собой сколок с лоскутной монархии, а не строиться наподобие германской.
Если даже такой консервативный в мышлении полководец, как Людендорф, заявляет, что армия и народ – синонимы, то, следовательно, на возрождение в будущем типа «солдатских» армий рассчитывать ни в коем случае нельзя.
На примере Конвента мы видели, что армия была с народом, ибо вся социально-экономическая политика Конвента шла по желанию народа.
Разбирая прусскую военную систему, Энгельс доказывал, что прусское правительство было далеко от осуществления идеи вооруженного народа, а создавало армию, послушную его внутренней политике и внешним завоеваниям. Наконец, Конрад хотел иметь также «единую» армию, которая ярко выражала бы идею габсбургской монархии. Мы слышали, как Мольтке был намерен даже в воспитательницы немецкой нации дать не кого иного, как армию, пропустить весь германский народ через казарму.
Если вспомним «слова тов. Ленина, что „вопрос о том, какой класс вел войну… является важным вопросом“, то для нас станет вполне понятным стремление прославленного начальника германского генерального штаба создать армию, соответствовавшую внутренней политике Пруссии, да он и сам не скрывает этого, заявляя, что „мы не можем обойтись без армии… во внутренней политике – в целях воспитания нации“, а потому в армию не должны допускаться „худшие“ элементы, которых Мольтке не хотел даже воспитывать, настолько они были опасны для режима „политического застоя“ в Германии, поклонником которого был „молчальник“ фельдмаршал.
Герой нашей повести, – Конрад, мыслил себе несколько иначе «вооруженный народ». Сильна своей моральной сплоченностью. Это свойство армии учитывалось всегда всеми полководцами, и на «моральные» качества армии все они обращали особое внимание, думая даже армией воспитать нацию. В противоположность таким взглядам начальник австрийского генерального штаба требует, чтобы общество поставляло ему в армию уже политически воспитанных граждан. На этом главным образом обосновываются его требования к внутренней политике государства.
Поклонник «вооруженного народа» – Конрад, как увидим ниже, задавался даже мыслью о переходе в Австро-Венгрии к милиционной системе строительства вооруженных сил, как наиболее отражающей «вооруженный народ». Однако, по тем же условиям внутренней политики, преследуя интересы династии и господствующих классов монархии, начальник генерального штаба вынужден был сдать милицию в архив, продолжая оставаться на кадровой системе армии, но с возможно большим пропуском через нее военнообязанных.
Учитывая особенности государственного устройства империи, Конрад справедливо замечал, что на нее не может быть надет военный прусский мундир, а необходимо сшить таковой по мерке Австро-Венгрии. Причину этого он видел в той внутренней политике, которая больше всего довлела в государстве на берегах Дуная.
Нами отмечалось, что для Австро-Венгрии наступили «критические» дни, на протяжении которых горела и все больше разгоралась национальная вражда, а затем с каждым днем углублялось и классовое расслоение.
Этими двумя факторами определялась внутренняя политика, следовательно, и политическое настроение армии Габсбургов. Мы снова отмечаем, что за всем этим Конрад, конечно, не видел экономической базы, а усматривал лишь ее надстройку – психологию борющихся национальностей и партий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145