– Помнишь, – сказала Зельза, – Хургин говорил, что здесь была война. Долгая и жестокая война.
– Но он сказал, что и живые люди здесь еще остались, – размышлял Оуэн. Он задумчиво почесал бороду рукояткой топора. – Обычно живые погребают своих мертвецов. А кости врагов выбрасывают. В таком большом поселении они должны были сделать либо одно, либо другое. А это, скорей всего, небольшой город, так что, вероятно, он весь в таком состоянии. Похоже, мы встретим здесь даже меньше людей, чем предсказывал магистр Хургин.
– А встретить мы их можем прямо сейчас, – вдруг заявила Зельза. Она вздернула подбородок, вслушиваясь во что-то. – Я слышу детский плач, – сказала она.
Остальные прислушались.
– Ничего. – Оуэн напряг слух. – Нет. Ты женщина, и слух у тебя тоньше.
– Ах, теперь ты называешь меня женщиной, – зашипела Зельза.
– Ш-ш-ш. Послушай еще.
– Я его слышала, – помедлив, повторила она, – далеко отсюда. Он плакал от испуга.
– Привидение. Дух ребенка, – заявил Оуэн. – Здесь должны быть привидения.
– Я женщина, – ответила она, – хотя ты, кажется, до сих пор не хотел этого понять. Я знаю, что такое детский плач. У моих детей никогда не было повода так плакать.
– Тут мы не сможем сражаться, если на нас нападут, – сказал Кайтай. – А здешнее население наверняка примет нас за своих грязных хозяев. Надо двигаться вперед, но тихо. Если кто-то и живет еще в этих склепах, они не услышат, как мы пройдем.
И они двинулись вперед, ведя под уздцы животных, ступая бесшумно и держа наготове оружие.
Дорога вела прямо, и вскоре они увидели еще более высокие стены, прошли между разбитыми подножиями колонн, по широкой каменной площади, в центре которой был высохший фонтан. На краю бассейна белели кости, и путешественники обошли его подальше.
Наконец мертвый город кончился и вокруг снова раскинулись пустынные поля. Путники опять сели на юлла и продолжили путь.
– Я и вправду слышала плач ребенка, – спустя некоторое время повторила Зельза.
– Я не сомневаюсь, – уверил ее Оуэн, – там могла оказаться горстка людей, искавших убежища на ночь. Но они или не заметили нас, или поняли, что мы вооружены, и побоялись выйти.
– А теперь посмотрите туда, – сказал Кайтай.
Впереди был костер – небольшая кучка искрящихся поленьев, уже почти прогоревшая. На открытом месте, у дороги. Желтое пламя освещало обочину и ближние деревья. С полдюжины оборванных людей темными комками лежали вокруг огня; невдалеке стояла примитивная тростниковая хижина.
– Если хоть один из них не спит – нам не пройти незамеченными, – прошептал Кайтай.
– Нас уже заметили, – сказал ему Оуэн. – Сделай приятное лицо. Поехали к ним.
Человек, смотревший на них, стоял в свете костра на обочине: низкорослый невзрачный человечек в грубых лохмотьях. Его одутловатое лицо, поднятое навстречу всадникам, не выражало ничего, кроме тупого любопытства. Он слегка приоткрыл рот и оперся о грубо сделанную острогу.
Оуэн остановился возле него, соскочил с седла и протянул руку, широко улыбаясь.
– Приветствую тебя, друг, – громко и радостно произнес он и, взяв его безвольно висевшую руку, стал трясти ее.
Отечное лицо человека слегка шевельнулось в неясном подобии какого-то выражения. Он потянул назад свою руку и посмотрел на нее, как бы ожидая увидеть на ней укус. Затем немного побольше раскрыл рот и издал какой-то сиплый тонкий визг.
– Гляди, Кайтай, парень-то не только хорош собой, но и красноречив, – заметил Оуэн. Кайтай спешился и подошел.
– Похоже… он болен, – оглядев его, задумчиво сказал Кайтай.
Один из темных комков у огня зашевелился и приподнялся, за ним другой. Первый встал на ноги и приблизился. Это было похоже на женщину. Именно похоже, потому что никаких проявлений живого человека в ней не было заметно. Ее нельзя было с полным основанием назвать живой.
– Ууу, аа, фф, – забормотал мужчина с острогой.
– Может, он их вождь, – размышлял Оуэн, широко улыбаясь. – Боги мои, какое зловоние! И от других тоже.
– Но они не проявляют ни страха, ни воинственности, – заключил Кайтай. И тут же сморщился. – Ой, ну и запах. Я думаю, они едят дурную пищу. – Он придвинулся к первому мужчине. – А этот не просто болен. Он умирает. Видишь, у него язвы! Мне известна эта болезнь.
– Уф, – вяло отозвался мужчина с отекшим лицом. Он махнул рукой в сторону костра. – Уф, уф.
– Кажется, нас приглашают к завтраку, – сказал Оуэн.
– А вдруг мы сами и станем их завтраком? – спросила Зельза. Она пошла к огню вместе со всеми. Малоподвижные женщины стали рассматривать ее, а одна даже дотронулась до нее, со страхом бормоча что-то.
– А мы можем подхватить от них эту болезнь? – спросил Оуэн.
– Нет, – покачал головой Кайтай. Они сели у костра, рядом с дурно пахнущими людьми, которые сидели, как бесформенные груды мяса, изредка покачиваясь и почесывая себя то здесь то там. – Эта болезнь от дурной пищи. При контактах не передается. Хотя одним богам известно, какая еще зараза здесь может быть. – Кайтай тревожно огляделся. Он был бледен.
– Поразительно, – заключил Оуэн. – И это – последние из великого народа, о котором говорил Хургин. Взгляните-ка на того.
– Гвах. – Это был мужчина с опухшим лицом. Скорчившись в пыли у ног Оуэна, он что-то царапал палочкой на земле, временами останавливаясь и призывно взглядывая вверх.
– Странно, – проговорил Оуэн, вглядевшись в рисунок. – Ведь рисует он неплохо. Видите, вот это – мы, три фигурки на юлла. А это… коробка и какой-то череп. Разрази меня гром, Кайтай, если он не знает, что мы везем!
– Он ничего не видел, – пробормотал Кайтай. – Смотри, он рисует еще что-то.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52