Потом они не слышали даже этого.Лазар стоял у дверей, безмолвно следя за живыми. Он видел, как Альфред повалился вперед, как опустилась на стол голова Эпло, как Джонатан приник лицом к белому прохладному дереву столешницы. Глаза пса сонно моргнули и закрылись.Тогда лазар возвысил голос и заговорил:— Идите ко мне. Идите на мой зов. Не бойтесь охранных рун. Они для живых. Они не имеют власти над мертвыми. Придите ко мне. Придите в этот чертог. Они откроют вам двери, как когда-то уже сделали это, и впустят свою судьбу. Живые сотворили это с нами.— …сотворили это с нами… — шепнуло эхо.— Когда живых не станет, — медленно проговорил лазар, — мертвые будут свободны.— …свободны… Глава 38. ЧЕРТОГ ПРОКЛЯТЫХ, АБАРРАХ …Чувство сожаления и глубочайшей печали наполнило душу Альфреда. И хотя эта печаль и была болезненным чувством, даже она, даже то, насколько несчастным он чувствовал себя сейчас, было лучше, много лучше, чем то скорбное бесчувствие, в котором он жил, пока не присоединился к этому братству. Тогда он был пустым сосудом, скорлупой без ядра. Мертвые — чудовищные порождения тех, кто начинал увлекаться некромантией, — были более живыми, чем он. Альфред глубоко вздохнул и поднял голову. Взглянув на сидевших за столом, он увидел, что те же чувства отражаются на лицах мужчин и женщин, сидящих за столом в священном чертоге.В печали и сожалении не было горечи. Горечь — удел тех, кто сам навлек на себя, сойдя с пути истинного, и Альфред предвидел, что наступит время для его народа, когда горькое сострадание и раскаяние будут править его народом, ибо невозможно будет иначе остановить безумие.Он снова вздохнул. Всего несколько мгновений назад он буквально излучал радость, покой бальзамом разлился по огненным волнам его сомнений и страхов. Но это состояние возвышенного душевного покоя не могло длиться долго. Он должен был вернуться в мир — к его сомнениям и бедам, к его печалям и сожалениям.Чья-то рука крепко сжала его руку. Кожа на руке была гладкой, молодой, в отличие от кожи Альфреда, похожей на пожелтевший и покоробившийся от времени пергамент. Альфред ответил слабым пожатием руки.— Надейся, брат мой, — тихо проговорил молодой человек. — Мы должны хранить надежду.Альфред обернулся и посмотрел на сидящего подле него молодого человека. Он был красив, решителен, наделен силой, физической и духовной; он напоминал едва откованный стальной клинок. Сомнения не замутили его сияющую поверхность, клинок был остер как бритва. Альфреду молодой человек показался знакомым. Альфред даже знал имя его — или ему казалось, что знал, — но не мог припомнить.— Я пытаюсь, — ответил Альфред, смаргивая внезапно набежавшие на глаза слезы. — Быть может, это все потому, что я видел так много за свою долгую жизнь. Я знал надежду и прежде, но она чахла и умирала, как чахли и умирали менши, чьи жизни и судьбы были доверены нам предками. Наш народ бросается в объятия зла, словно безумец, бегущий к краю обрыва, обреченный сорваться и рухнуть в бездну. Как можем мы остановить безумцев? Нас слишком мало…— Мы встанем перед ними, — ответил молодой человек. — Мы откроем им истину…«А они столкнут нас в пропасть с обрыва», — подумал Альфред. Однако же вслух он этих слов не сказал: пусть молодой человек живет с этой мечтой, пока возможно.— Как, — вместо этого печально спросил он, — все это началось? Почему все пошло не так, как надо?Молодой человек знал ответ — молодые всегда знают все ответы.— Во все века человек боялся тех сил, что не были подвластны ему. Он был один в огромной Вселенной, которой не было до него дела. А потому в древние времена, когда сверкала молния и гремел гром, он молил богов спасти его.Позднее человек начал постигать Вселенную с ее законами. С развитием науки и техники он разработал орудия, с помощью которых мог влиять на Вселенную. К несчастью, как тот рабби, сотворивший голема, человек обнаружил, что не может справиться со своим творением. И вместо того чтобы властвовать над Вселенной, он едва не разрушил ее.После вселенской катастрофы людям было не во что верить: все боги покинули человека. И он обратился к себе, к тем силам, которые были в нем самом. И открыл магию. Со временем магия дала нам больше, чем мы добились за тысячелетия борьбы. Нам больше не нужны были боги. Мы сами стали богами.— Да, так мы полагали, — задумчиво согласился Альфред. — А быть богом — тяжкий долг, так мы говорили себе. Управлять жизнями тех, кто слабее нас, лишать их свободы, дабы определить их пути, принуждать их идти тем путем, который мы считали благом…— Однако же это доставляло нам удовольствие! — заметил молодой человек Альфред вздохнул:— Да, мы наслаждались этим; и по-прежнему власть эта доставляет нам удовольствие, и мы жаждем ее! Вот почему будет трудно, так трудно.— Братия, — прервала его женщина, сидевшая во главе стола. — Они идут.Никто не сказал ни слова — они говорили глазами, во взглядах друг друга искали силы и поддержки. В глазах молодого человека Альфред увидел решимость и яростную радость.— Пусть приходят! — внезапно сказал он. — Мы не скряги, трясущиеся над найденным золотом! Пусть придут, и мы с радостью разделим с ними то, что обрели!Остальные молодые люди загорелись тем же радостным возбуждением. Те, что были старше, печально улыбались. Многие прикрывали глаза, чтобы их горькое знание не омрачало радости остальных.Кроме того, подумал Альфред, быть может, мы и ошибаемся. Быть может, молодые правы. В конце концов, почему это открылось нам, если мы не сумеем никому передать знание…За пределами комнаты раздавалось множество людских голосов и шаги — не шаги тех, кто идет восстановить порядок, ровные и размеренные, нет:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130