Нет, на самом деле мне хотелось бы хотя бы в какой-то мере искупить часть своей вины в этом злодеянии.— Ваше святейшество! — Лицо Сарьона залила краска, тут же сменившаяся мертвенной бледностью. — Часть вашей вины? Что вы такое говорите?! Я сам…Ванье взмахнул рукой, останавливая молодого человека.— Нет-нет. Я практически не общался с молодежью. Совершенно очевидно, что вы считали меня недосягаемым. И то же самое, как я начинаю понимать, относится и к другим высокопоставленным иерархам. Мы постараемся впредь не забывать об этом. Ну а теперь вам необходимо сменить обстановку, дабы смахнуть со своего разума эту пыльную паутину. А потому, дьякон Сарьон, — изрек епископ Ванье, — я желаю взять вас с собой в Мерилон, дабы вы помогали мне при проведении Испытаний царственного дитяти, чье рождение ожидается со дня на день. Что вы на это скажете?Молодой человек онемел, буквально лишившись дара речи. Это была огромная честь. Едва лишь стало известно, что императрица наконец-то забеременела, как среди членов ордена начались шушуканье и закулисная возня за право добиться участия в Испытаниях. Правда, Сарьон, с головой ушедший в науку и снедаемый жаждой запретных знаний, почти не прислушивался к этим разговорам. Он не входил в число лучших семинаристов и полагал, что ему такого все равно не предложат, даже если бы он и хотел.Увидев, что молодой человек впал в полнейшее замешательство, и поняв, что ему нужно некоторое время, дабы освоиться с этой мыслью, Ванье заговорил о красотах столицы и возможных политических последствиях появления наследника — и говорил, пока Сарьон не смог наконец вставить пару осмысленных реплик. Епископ прекрасно понимал, о чем думает молодой человек. Он ожидал немилости, суровой кары — и вдруг выясняется, что он поедет в прекраснейший из городов и будет допущен ко двору. Это судьба — сомнений быть не может. Царственное дитя рождается не каждый день. Скажем, императрица унаследовала трон после своего брата — потому что тот умер бездетным. Как уважаемый член свиты епископа и как родственник (хотя и дальний) императрицы, Сарьон будет участвовать в празднествах вместе с богатейшими дворянами страны. Несомненно, какое-нибудь из знатных семейств предложит ему пост домашнего каталиста — сейчас как раз возникло несколько свободных вакансий. Он будет устроен. И, что самое лучшее, сказал себе епископ Ванье, изящно ступая следом за ошеломленным Сарьоном к двери, молодой человек будет жить в Мерилоне. И еще очень, очень долго не вернется в Купель — а может быть, и никогда. ГЛАВА ШЕСТАЯМЕРИЛОН Меоилон… Зачарованный город грез, получивший свое имя в честь великого волшебника, приведшего сюда свой народ из далекого мира. Он взглянул на него глазами, видавшими ход столетий, выбрал это место для своей гробницы и ныне лежит, связанный Последним Волшебством, на полянке, которую любил.Мерилон. Его хрустальный собор и дворцы искрятся, словно слезы, застывшие на голубом лике неба.Мерилон. Два города. Один возведен на мраморных платформах, силою магии плавающих в небесах, словно облака, которые человек приручил и придал им нужную форму. Его именуют Верхним городом, и из-за него в Нижнем городе постоянно царят розоватые сумерки.Мерилон. Город, насквозь пропитанный магией. Здесь среди жаркого лета идут искусственные снегопады, а морозный зимний воздух напоен благоуханием.Мерилон. Среди его гостей, поднимающихся наверх в позолоченных экипажах, что запряжены удивительными скакунами, покрытыми мехом и перьями, вряд ли найдется человек, способный взглянуть на этот город без того, чтобы гордость и любовь не затопили его сердце и не отразились на его лице.Если такие и находились, Сарьон определенно не входил в их число. Он сидел во влекомом фантастической крылатой белкой экипаже, напоминающем созданную из золота и серебра скорлупу грецкого ореха, смотрел на проплывающие перед ним чудеса — и почти не видел их из-за слез, застилающих глаза. Большинство каталистов из свиты епископа были тронуты не менее Сарьона — да практически все, за исключением циника Далчейза. Далчейз, родившийся и выросший в Мерилоне, уже видел все это прежде, и теперь он взирал на красоты столицы со скучающим видом, на зависть большинству спутников.Что же касалось Сарьона, он плакал от облегчения и счастья. Последние несколько дней в Купели дались ему нелегко. Епископу удалось замять преступление молодого каталиста, и он внушил Сарьону, что тот также должен хранить молчание — ради интересов церкви. Но Сарьон, как выяснилось, совершенно не умел обманывать и лицемерить. Чувство вины терзало его, и ему мерещилось, будто над головой у него сверкают огненные слова — «Девятое Таинство», и он лишь поражался, почему их никто не замечает. Несмотря на всю доброту епископа, Сарьон был столь несчастен, что рано или поздно сознался бы в своем прегрешении любому, кто упомянул бы при нем о библиотеке. Единственное, что спасло юного дьякона и отвлекло его от мыслей о своей провинности, — это бурная подготовка к путешествию, в которую он оказался втянут.В точности, как и рассчитывал Ванье.Сам епископ ехал во главе свиты на экипаже, словно бы сплетенном из отполированных до блеска золотых листьев, в который были запряжены две птицы с ярко-красным оперением. «Как там мой молодой грешник?» — лениво подумал Ванье, лениво взирая на город. Епископа тоже не трогали красоты Мерилона. Он видел их бесчисленное множество раз.Скучающий взор епископа упал на хрустальные стены трех гильдейских домов, стоявших каждый на своей мраморной платформе. Эти дома прозвали Тремя Сестрами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135