В те времена уже были известны летательные аппараты такого типа, и их называли по-разному: эликопланы, ортептеры, орнитоптеры и, наконец, эликоптеры, то есть самолеты с вертикальным взлетом и приземлением. Последние годы их подвергали интенсивным испытаниям, но без утешительных результатов. Так, 18 апреля 1924 года маркиз де Пескара смог вертикально взлететь и приземлиться в Исси-ле-Мулино, но слишком маленькое расстояние, равное всего лишь 136 метрам, не позволило маркизу увековечить себя в истории. В 1923 году испанский инженер Хуан де ла Сьерва изобрел менее претенциозную, но куда более практичную и эффективную машину, названную «автожир». Формой крыльев, хвоста, элерона и фюзеляжа она напоминала обычный самолет, но с одним маленьким отличием: к нему был прикреплен пропеллер с несколькими лопастями. Пропеллер крутился вокруг оси, установленной в верхней части самолета, и приводился в движение ветром, который возникал при полете. Чтобы совершить посадку, самолет выключал двигатель и камнем падал вниз, но перемещаемые им слои воздуха порождали вокруг него зону турбулентности, заставлявшей лопасти пропеллера вращаться с большей интенсивностью, за счет чего аппарат резко сбрасывал скорость и благополучно приземлялся. Позже, когда были найдены решения таких проблем, как трение, устойчивость и некоторых других, автожир превратился в настолько надежную и жизнеспособную машину, что ей доверяли совершать регулярные беспосадочные рейсы по маршруту Мадрид – Лиссабон. Однако между ним и аппаратом, способным осуществить вертикальный взлет и остановку в воздухе, была целая пропасть, и эту пропасть легко преодолела та самая машина, которая летала теперь над территорией Всемирной выставки. Послушная пилоту, она то стремительно взмывала вверх, то опускалась, застывая в воздухе на любой высоте, будто речь шла о регулировании положения свисавшей с потолка лампы, то перемещалась в горизонтальном направлении, не производя шума и не раскачиваясь в воздухе. Эта машина была чудом, но еще большим чудом был тот, кто заставлял ее выполнять все эти маневры, не прибегая к помощи пропеллера.
4
На примыкавших к территории выставки пустошах вырос целый барачный поселок; в этом скопище нищеты жили тысячи иммигрантов. Одному Богу известно, кто выстроил бараки таким образом, что они образовали улицы, и кто спланировал пересечение этих улиц под прямым углом. Перед входом в некоторые бараки стояли деревянные ящики с кроликами и курами; наружную стенку ящиков заменяли металлической сеткой, и можно было видеть, как в клетках, сбившись в кучу, копошилась живность; около других бараков дремали голодные собаки; иногда по их спинам пробегала судорога и они открывали мутные, полные тоски глаза. У одной из этих дверей остановился автомобиль, и из него вышли Онофре Боувила и Мария Бельталь. Собака тихо зарычала, потом успокоилась и снова положила морду на лапы. Заслышав шум автомобиля, хозяйка барака – одетое в лохмотья существо с всклокоченными волосами – откинула прикрепленную к притолоке рогожку. Барак был сооружен из четырех деревянных щитов, стоявших на земляном полу; через крышу, устланную тростником и сухими ветвями пальмы, проникал утренний свет. Когда Онофре с Марией вошли в барак, хозяйка опустила рогожку на место и тупо уставилась на гостей. Видимо, перед их приходом она крепко спала и сейчас плохо соображала.
– Где твой муж? – спросил Онофре. – Почему его нет дома?
Женщина уперлась руками в бока и откинула голову, но в этой позе не ощущалось ни агрессии, ни дерзкого вызова.
– Он ушел вчера днем и еще не вернулся, – ответила она с таким видом, будто собиралась презрительно расхохотаться. – Наверняка где-нибудь пьет: все твои деньги он тратит на водку и подзаборных шлюх, – прибавила она, искоса поглядывая на Марию Бельталь.
– Это дела семейные, сами разбирайтесь, – ответил Онофре, не обращая внимания на ее многозначительные взгляды. – Я здесь не для того, чтобы следить, как тратит деньги твой муженек.
Заменявшая дверь рогожка задрожала – это вошла собака. Она приблизилась к Марии Бельталь, обнюхала ее ботинки и шумно чихнула.
– Ладно. Так чего мы ждем?
Он повернулся к Марии, которую продолжал крепко держать за руку. Женщина опустилась на колени и стала ребром ладони разгребать землю, пока под ней не показался люк, потом отогнала от него собаку и, схватившись за кольцо, тяжело подняла крышку. Вниз вели земляные ступени. Онофре вынул из кармана несколько монет и протянул их хозяйке.
– Спрячь их подальше от мужа, – посоветовал он. Женщина криво усмехнулась.
– Разве тут можно что-нибудь спрятать? – спросила она, окинув взглядом свое убогое жилище.
Онофре не удостоил ее ответом: он начал спускаться по земляным ступенькам, осторожно ведя за собой Марию. Луч фонаря высветил узкий проход длиной около ста метров; пройдя по нему, они уткнулись в такие же, как наверху, земляные ступени, за которыми находился еще один люк. Онофре ручкой фонаря стукнул по крышке три раза, люк открылся, и они очутились в сводчатом зале, сооруженном из железобетонных конструкций. По виду он представлял собой точную копию шатра, еще недавно кипевшего жизнью, а теперь одиноко стоявшего в саду поместья, охраняя пустоту и безмолвие. Но в отличие от шатра сводчатый зал не имел ни окон, ни дверей, и в него можно было попасть только через подземный ход. Люк открыл немолодой уже человек с румяным лицом в белом, как у хирурга, халате, накинутом поверх обычной одежды. Увидев Онофре, он нахмурил брови и ткнул указательным пальцем в циферблат своих часов, как бы говоря:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185