но и министры признают, что они сами не имеют понятия о своем повелителе, что его пути неисповедимы, что его цели и свойства абсолютно непостижимы; кроме того министры совершенно не согласны между собой в толковании законов, якобы исходящих от повелителя, представителями власти коего они себя называют. В каждой провинции империи они по-разному толкуют эти законы; они опровергают друг друга и называют друг друга обманщиками и подделывателями. Распоряжения и законоположения, которые они издают, темны и непонятны, – это загадки, непосильные для разгадывания их подданными, для просвещения коих эти загадки предназначены. Законы скрытого монарха требуют истолкования; но те, кто их объясняет, вечно спорят между собой о правильности понимания этих законов. Мало этого, они и сами с собой не согласны; все, рассказываемое ими о Скрытом властелине, является клубком противоречий; они не говорят о нем ни одного слова, которое тотчас же не было бы опровергнуто. Говорят о нем, что он чрезвычайно добр, но в то же время нет никого, кто не жаловался бы на его законы. Его объявляют бесконечно мудрым, а в его управлении все противоречит разуму и здравому смыслу. Хвалят его справедливость, в то время как лучших своих подданных он ценит меньше всего. Утверждают, что он все видит, но его присутствие никому ни в чем не помогает. Говорят, что он любит порядок, но в его государстве все в запустении и беспорядке. Он все делает сам, но действительность редко оправдывает то, что он хочет сделать. Он все предвидит, но ничего не может предупредить. Он нетерпеливо сносит оскорбления, но всякому позволяет оскорблять себя. Восторгаются его знаниями, совершенством его творений, однако его творения полны несовершенств, крайне непрочны. Он беспрестанно занят делами, переделками, затем он починяет то, что сделал, всегда при этом оставаясь недовольным сделанным. Во всех своих предприятиях он ставит целью собственную славу, но не может добиться этого прославления. Он трудится исключительно на благо своих подданных, а его подданные, большей частью нуждаются в наиболее необходимом. Те, кого он очевидно предпочитает, обычно менее всего довольны своей участью; их почти всегда видят восстающими против господина, величием коего они восхищаются, мудрость восхваляют, доброту прославляют, пред справедливостью трепещут, предписания воспринимают, но им никогда не следуют.
Эта империя – мир; монарх – это бог; министры – это священники; подданные – это люди.

§2

Есть наука, предметом изучения которой являются непостижимые вещи. В противоположность всем остальным наукам она занимается лишь тем, что не поддается здравому смыслу. Гоббс называл ее царством тьмы. Это – страна, где все следует законам, прямо противоположным тем, которым люди подчиняются в обитаемом ими мире; в этом легендарном царстве свет – это тьма; очевидность – нечто сомнительное либо ложное; невозможное – возможно; разум – неверный руководитель, а здравый смысл – бессмысленный бред. Эта наука называется богословием, и это богословие не что иное, как беспрестанное попирание человеческого разума.

§3

При помощи нагромождения если, но, как знать, может быть создали бесформенную и нескладную систему, которая настолько запутывает человеческие умы, что заставляет их забывать самые ясные понятия и делает для них недостоверными самые прочные истины; при помощи этой систематизированной галиматьи окружающая природа представлена человеку необъяснимой загадкой; видимый мир исчез, чтобы дать место невидимым владениям; разум принужден отступить перед воображением, которое одно лишь может сопровождать в страну призраков, выдуманную им самим.

§4

Принципы всякой религии основаны на идее божества; но ведь люди не могут иметь правильных понятий о существе, которое не воздействует ни на одно из их чувств. Все наши идеи являются представлением о предметах, действующих на нас. Что может представлять для нас идея о боге, которая, совершенно очевидно, является идеей беспредметной? Разве возможна такая идея? Нет, она так же невозможна, как невозможно следствие без причины. Разве может быть идея без возбудившего о ней представление предмета чем-либо иным, как не призраком? Между тем некоторые доктора богословия уверяют нас, что идея божества врождена нам либо что люди обладали этой идеей уже во чреве матери! Всякий принцип является суждением, всякое суждение есть результат опыта; опыт же получается путем упражнения чувств; отсюда следует, что религиозные принципы абсолютно ничего не содержат и не врождены нам.

§5

Всякая религиозная система может основываться лишь на природе бога и человека и на взаимоотношениях, существующих между ними; но, чтобы судить о реальности этих отношений, необходимо было бы иметь некоторые представления о природе божества. В то же время все кричат нам, что сущность бога непостижима для человека, приписывая этому непостижимому богу всякие свойства, утверждая, что человек не может обойтись без познания этого бога, которого невозможно познать.
Наиболее важным для людей предметом и является тот, который они более всего неспособны понять. Если бог непостижим для человека, кажется наиболее разумным никогда о нем не думать; но религия заключает, что человек не может ни на одно мгновение перестать думать о боге, не делая этим преступления.

§6

Нам говорят, что божественные свойства не могут быть постигнуты ограниченными умами; естественным следствием этого принципа должно быть то положение, что ограниченные умы не должны заниматься свойствами божества;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73