Если нестяжатели и Максим Грек считали «царскую грозу» необходимой для исполнения «закона», то есть вечных, не подверженных конъюнктуре установлений, то пересветовы рассматривали ее как инструмент осуществления политических преобразований – по своему, разумеется, покрою.
Взгляды нестяжателей, касались ли они способов государственного управления, личного поведения христианина, проблем монастырского землевладения, устройства судебной системы или отношения к еретикам, покоятся на евангельских заветах, на любви к человеку, созданному по образу и подобию Божьему. Они служили для последователей Нила Сорского верным ориентиром на их жизненном и творческом пути, не позволяя увлечься соблазнами, находились ли они в фаворе у власть имущих, либо пребывали в опале. Для Пересветова и ему подобных на первом месте оказываются их личные амбиции, неудовлетворенное тщеславие. Поэтому нравственность для них второстепенна, «правда» и «милость» – фигуры речи. Их пуще всего уязвляют не людские страдания, не беды страны, а собственные неудачи. Их заботит не справедливое устройство общества, а перераспределение собственности и полномочий в пользу одной социальной группы.
К чьим советам прислушивался Иван? Я.С. Лурье решительно отвергал «представление о близости или даже идентичности воззрений Грозного с взглядами Пересветова» на том основании, что для публициста «главным преступлением вельмож была их «неправда», заключавшаяся прежде всего в порабощении и закабалении людей», а Ивану, по мнению исследователя, эти идеи были глубоко чужды. Об «идентичности» мировоззрений публициста и самодержца говорить конечно же не приходится, однако сам же Я.С. Лурье приводит следующее обращение Пересветова к царю: «Ты государь грозный и мудрый, на покаяние приведешь грешных и правду во царстве своем введешь». В первом послании к Курбскому Иван буквально вторит Пересветову: «Царь страшен не для дел благих, а для зла. Хочешь не бояться власти, так делай добро; а если хочешь зло – бойся, ибо царь не напрасно меч носит – для устрашения злодеев и ободрения добродетельных». Здесь между мыслителем и государем нет противоречий и даже разночтений. Иваново «устрашение злодеев и ободрение добродетельных» и есть то самое «введение» в стране «правды», по Пересветову.
Еще одно отличие нетерпеливых советчиков Ивана от Максима Грека и Федора Карпова в том, что хрупкая грань между «грозой» и «правдой», которую так ясно представляли нестяжатели, оказалась разрушенной. Действительно, авторы «Челобитных..» и «Беседы» много говорят о «правде», но для них, как впоследствии и для Ивана, – это всего лишь словесная оболочка конкретных намерений и действий, быть может благих, но допускающих негодные методы их осуществления. Возможно, советчики симпатизируют нестяжательским идеям – не более того, но отдают предпочтение иосифлянской практике. Они готовы идти напролом и с охотой вручают царю разящий меч, готовый обрушиться на головы их противников. «Нигде ты не найдешь, чтобы не разорилось царство, руководимое попами. Тебе чего захотелось – того, что случилось с греками, погубившими царство и предавшимися туркам?» – в этом возражении Ивана протестующему против репрессий Курбскому явственно слышатся отголоски «Челобитных..» Пересветова и «Валаамской беседы».
Нетерпеливые советчики Ивана ввязались в страшную игру, не предполагая, что царский меч способен обрушиться на них самих. И вот, призывавший благодетельную царскую грозу Пересветов исчезает в пучине репрессий. Интересно, не содрали ли с него живьем кожу, как с неправедных на суде Магмет-салтана? Не исключено, ведь Иоанн Васильевич не менее автора «Челобитной.» любил мрачные шутки. Ивану Пересветову досталась сомнительная слава возглавить длинный список идеологов радикальных реформ, которые, призывая без сомнений и жалости воплощать в жизнь благие, с их точки зрения, начинания, на собственной шкуре ощутили пагубные последствия подобной политики.
Узурпаторы или реформаторы?
Возвышение Юрьевых-Захарьиных, начавшееся со времени брака Ивана и Анастасии, достигло апогея после событий июня 1547 года и падения Глинских. В 1547 году дворецким вместо давнего сторонника Вельских И.И. Хабарова становится Д. Р. Юрьев, в это же время В.М. Юрьев занимает пост тверского дворецкого. Как отмечает И.И. Смирнов, с лета 1547 года Захарьины-Юрьевы вместе с тесно связанными с ними Морозовыми выступают как наиболее влиятельная и важная группа политиков.
В это же время все больший вес при дворе приобретает Алексей Адашев, происходивший из рода костромских вотчинников. Два года Адашев прожил в Стамбуле, куда попал в составе посольства, которое возглавлял его отец. Возможно, именно в столице Османской империи юный Алексей обратил внимание на фигуру визиря – могущественного временщика при султане. Еще будучи ребенком, в 1540 году он получил придворный чин спальника, что давало ему возможность войти в круг лиц, особо приближенных к юному Ивану. Его отец Федор Адашев с 1548 года служит в приказе Большого дворца, которым руководил Д. Р. Юрьев. Два фактора – возможность заслужить личное расположение Ивана в качестве ближайшего придворного и тесная связь его семьи с кланом Юрьевых-Захарьиных объясняют его успешную карьеру. С 1549 года Адашев руководит Челобитным приказом, который выполнял функции канцелярии государя, куда поступали обращения на его имя. Приказ мог выяснить обоснованность челобитной и сразу принять по нему решение или же поручить разбирательство другому учреждению. При этом Челобитный приказ контролировал другие правительственные службы и рассматривал апелляции на их решения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173