Однако, по нашему мнению, Борис Федорович понимал, что всем понравиться невозможно, да и не обязательно. Популизм Годунова имел конкретный адресат – служилых дворян и детей боярских. Выходец из среды рядовых вотчинников Годунов хорошо представлял запросы служилых людей. Вскоре после венчания на царство Федора Иоанновича были отменены налоговые льготы для церковных земель – тарханы. При этом прямо отмечалось, что настоящая мера предпринята для обеспечения интересов служилых людей. В приговорной грамоте духовного собора от 20 июля 1584 года сказано: «Советовались мы и утвердились, чтоб вперед тарханам не быть; земли митрополичьи, архиепископские, владычни и монастырские в тарханах, никакой царской дани и земских разметов не платят, а воинство, служилые люди эти земли оплачивают; оттого большое запустение за воинскими людьми в отчинах их и поместьях; а крестьяне, вышедши из-за служилых людей, живут за тарханами в льготе, и от того великая тощета воинским людям пришла.»
Правда, в октябре того же года тарханы восстанавливаются. По предположению С.М. Соловьева, одновременно с восстановлением тарханов должен был появиться закон о прикреплении крестьян к земле, так как требовалось дать служилым людям обеспечение, необходимость которого была так торжественно провозглашена на соборе. Заигрывая с дворянством, Годунов все более закабалял крестьян. Так, власти издали распоряжения об «обелении» (освобождении от податей) помещичьей запашки, перекладывая податное тягло на низшие сословия.
Дворяне должны были знать, от кого именно исходят милости. Когда правительство царя Федора объявило о прощении «нетчиков», детей боярских, уклонявшихся от службы, в указе особо подчеркивалось, что эта мера проведена по «печалованию» Годунова. Очевидно, посол Ф.М. Троекуров имел полное основание сообщить полякам о том, что число людей, служащих Федору Ивановичу, удвоилось против прежнего, «потому что к людям своим он милостив и жалованье им дает, не жалея своей государственной казны, и люди ему все с великим радением служат…». Горсей даже говорит о «вновь созданном» Борисом дворянстве. На служивый люд, по выражению Р.Г. Скрынникова, «провинциальную мелкопоместную мелкоту», им облагодетельствованную, и опирался Годунов.
Другой его могучей опорой стало духовенство, возглавляемое патриархом Иовом. Свой первый духовный чин Иов получил в Старице «благорассмотрением» Грозного в разгар казней, когда прежний стольный город князя Владимира Андреевича стал главной опричной резиденцией. Иов и Борис стали неразлучны. Опричник с метлой за седлом и опричник в рясе чувствовали родство душ: оба пытались выжить в кровавой мясорубке, и не только выжить, но и ценой любых преступлений и подлостей достичь «степеней известных». И им это удалось. Борис возвышался за счет жены и сестры, а Иов – за счет Бориса. Иов стал ростовским архиепископом, затем сменил неугодного Годунову Дионисия на первосвятительском престоле, а в январе 1589 года был избран первым русским патриархом.
Учреждение на Москве патриаршества обычно представляют торжеством русской православной церкви. На самом деле ее новый статус явился не закономерным итогом достижений митрополии на духовной стезе, а результатом все тех же аппаратных игр с греческими церковными чинами и интриг, до которых Борис и Иов были большими охотниками. Независимость от Константинополя совершенно лишила церковь любой, даже номинальной, возможности быть независимой от светской власти. За наспех воздвигнутыми пышными декорациями скрывались разоренные монастыри, духовное оскудение народа, приниженный до небывалой степени авторитет московских первосвятителей, епископата и рядовых священников. Олицетворением пугающего контраста между видимостью и сутью нового положения церкви стала фигура первого русского патриарха – серого, раболепствующего человечка, проявлявшего энергию и выдумку только в тех случаях, когда требовалось пособить своему хозяину Годунову.
Главным испытаниям для партнеров стало избрание Бориса Федоровича на царство. Многое было за Годунова, но есть известия, что сильны были и препятствия, сильны были враги. Иов вспоминал: «В большую печаль впал я о преставлении сына моего, царя Феодора Ивановича; тут претерпел я всякое озлобление, клеветы, укоризны; много слез пролил я тогда».
Сразу после смерти Федора Ивановича б января 1598 года было объявлено, что править страной будет царица Ирина. По велению «изрядного правителя» Бориса Годунова бояре целовали крест новой государыне. В церквах даже стали петь многолетие царице, чем привели в изумление православный люд. Несмотря на пышные церемонии, все понимали, что сложившееся положение временное. Сама царица вскоре объявила о намерении передать власть Думе и удалиться в монастырь, что произошло уже 15 января.
В Москве объявили о созыве избирательного Земского собора, и сторонники Годунова, не мешкая, разработали проект «Соборного определения» об избрании Бориса на трон. Однако годуновский проект члены Земского собора не утвердили. Из Москвы в Польшу поступали известия о том, что фаворитом предвыборной кампании является Федор Романов – «все воеводы и думные бояре согласны избрать его…». За бортом избирательной гонки оказались Гедиминовичи. Князь Федор Мстиславский не вышел в фавориты вследствие «родовой бесхарактерности Мстиславских» (выражение Соловьева), а потомки Патрикия Наримонтовича Голицыны еще не завоевали к тому времени достаточный политический вес. Партия Шуйских, как мы помним, была разгромлена.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173