Здесь стороннику Адашева Андрею Курбскому нечего возразить на упреки Грозного: «из-за коварного предложения короля Датского вы дали ливонцам возможность целый год сбирать силы».
Вряд ли Адашев игнорировал опасность, сокрытую в заключенном перемирии. Но, очевидно, он полагал, что пусть лучше ливонцы оправятся от удара, чем непомерная активность русской конницы спровоцирует вступление в войну Литвы. Другого способа остудить пыл Ивана и его воевод он не находил. Наконец, перемирие позволяло сосредоточить силы для решительного удара по Крыму. Ханство являлось не только опаснейшим противником Москвы, но и потенциальным союзником Литвы. Удар по Крыму означал удар по Литве и вынуждал ее занять более мягкую позицию. Кроме того, в «ближней думе» должны были усвоить уроки последней успешной кампании Ивана III. Тогда Москва успешно действовала одновременно и против Ордена и Литвы, но тогда она находилась в союзе с Крымом. Нынче для успеха на западном направлении требовалось хотя бы нейтрализовать угрозу с юга.
Адашев шел ва-банк, и только безоговорочный успех мог оправдать рискованный ход временщика. Но, по всей видимости, это же прекрасно понимал и Иван, потому и согласился на перемирие, наступив на горло собственной песне. Грозный видел, что Адашев затеял рискованную игру и, таким образом, стал предельно уязвимым. Что весьма устраивало царя. Однако успешная экспедиция Данилы Адашева стала триумфом политики его брата и нанесла чувствительный удар по честолюбию Ивана. Его советники опять оказались правы! Он отказывался верить. «А чего стоит ваша победа на Днепре и на Дону? Сколь же злых лишений и пагубы вы причинили христианам, а врагам – никакого вреда!» – пеняет он Курбскому. Иван откровенно лжет. Он прекрасно знает, что врагу нанесен ощутимый урон, что никакой пагубы христианам походы 1559 года не нанесли. Напротив, Адашев-младший освободил в Крыму русских пленников.
Это был не первый удачный опыт наступательных действий русских войск против татар. В 1517 году в Крыму случился страшный голод. Русские войска вышли далеко на юг от Оки, где небольшие отряды Ивана Тутышкина и князей Волконских совершали неожиданные нападения на крымцев, отбивая полон и захваченное имущество. Из 20 тысяч татарского войска вернулось в Крым «пешие и нагие» пять тысяч. Но, как видим, тогда Крым смог собрать значительный отряд. Теперь хан находился в еще более бедственном положении. По сведениям Курбского, ссылавшегося, в свою очередь, на очевидцев, в Крымской орде после мора не осталось и десяти тысяч коней. Крым не мог снарядить в поход больше пяти тысяч всадников. Московская рать получила прекрасные возможности ударить по логову противника.
Лукавил царь, обвиняя своих советников. В следующем 1560 году, уже после удаления Сильвестра и Адашева, кампания против Крыма протекала по прежнему сценарию, включавшему активные операции на Днепре и Дону. И в 1561 и в 1562 годах по царскому указанию Дмитрий Вишневецкий осуществлял вылазки против Крыма. Выходит, Грозный и после освобождения от ненавистной опеки советников не усматривал ничего предосудительного в подобной тактике борьбы с ханством. Он стремится умалить успех именно экспедиции Данилы Адашева, но ее благоприятный исход столь очевиден, что Иван не смог его игнорировать. Он отдал приказ собрать значительное войско для наступления на Крым и даже велел Михаилу Воротынскому подыскивать место для царской ставки. В самом Крыму ожидали, что вслед за отрядом Данилы Адашева явятся силы русских, которым они не в состоянии оказать сопротивления. Вернувшись из Крыма служивый татарин Тавкей рассказывал о следующем впечатлении, произведенном здесь экспедицией Данилы Адашева: «все бегали в горы, чаяли, что государь пришел: и впредь на них страх великой от государя, если с моря и с поля многими месты приходить на Крым, уберечися им нельзя…»
Но что дальше? Идти во главе войска – значит покорно повиноваться указаниям постылых опекунов. Иван понимает, что, скорее всего, поход ждет успех, но этот успех, станет торжеством мудрой политики «собацкой власти» Адашева и Сильвестра. Такой успех означает, что он никогда не выберется из-под докучливого присмотра непогрешимых и мудрых советников. Такой успех для «потомка Цезаря» горше самого унизительного поражения. У Ивана остается один выход – саботаж: сорвав решительное наступление на смертельного врага сорвать игру Адашева.
По словам Курбского, участники Избранной рады Адашева «паки ко царю стужали и советовали: или сам бы потщился иттъи, или бы войско великое послалъ в то время на Орду. Онъ же не послушал, прекажцающе нам сие…» Итак, царя уговаривали действовать: либо самому возглавить войско, либо дать приказ к выступлению. Иван сам не сделал ни того, ни другого, да еще запретил что-либо делать другим. В итоге войско в бездействии простояло под Тулой. Нет, здесь на реке Шиворонь поджидали не Орду и не выступления союзников литовцев – там ждали главнокоманцующего – царя Ивана или его приказа, чтобы выступить на Крым и нанести страшный удар по затаившемуся в бессильном страхе врагу. Однако государь в войске так и не появился, и оно не сдвинулось с места. Москва упустила уникальный шанс нанести ханству разящий удар, который бы обеспечил несколько лет спокойствия на южных границах и позволил сосредоточить все силы на балтийском театре военных действий.
Соратники Адашева, вероятно, догадывались о мотивах поведения Грозного. Курбский обвинял царя не только в преступной пассивности, но и в том, что он, следуя советам Вассиана Топоркова «уже на своих сродных и единоколенных остроту оружия паче, поганом, готовал».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173