— Только Рыжик. — И "р" у нее получилось как "в".
— Обожаемое дитятко, — хмыкнул я.
— Он во многих отношениях обожаемый, — сказала женщина. — Кроме... — И тут откинулась на спинку, подыскивая нужное слово. — Просто он живет в... — Она сделала беспомощный жест правой рукой. — В общем, он какой-то ненастоящий. Забавен, смешон, добр, нежен, но, как только надвигается что-то серьезное, он тут же отходит. Он никогда никого не любил. Может быть, только Грэйс, которую сейчас возненавидел.
Солнце, по-видимому, зашло, и в комнате стало намного темнее.
— Возможно, отсюда шлюхи. Они не требуют того, что он не может им дать или не умеет предложить. Но если хоть одна из них потребует чегото большего, он тут же исчезнет.
— Судя по всему, Рассел у Сюзан первый любовник, — сказал я. — И она не шлюха.
Она расправила юбку, хотя на ней и так не было ни единой морщинки.
— Знаю, — сказала женщина. — Прошу прощения. Просто таким образом я их унижаю.
— Понимаю вас, — кивнул я.
— Если бы я была мужчиной, — сказала она, — вряд ли бы вы позволили мне так о ней отзываться.
— Нет, — возразил я. — Если бы я не нуждался в вашей помощи, я бы и сейчас не позволил вам говорить такое.
Она села прямее и слегка отклонилась назад, словно пытаясь внимательнее меня рассмотреть.
Она вновь расправила юбку на бедрах.
— Вам ведь совершенно точно известно, чего вы хотите?
— Да, — сказал я.
Мы замолчали:
— Любовь — штука сложная, — произнесла она.
Я ничего не ответил.
— Ну почему все так жестоко, — сказала Тайлер Костиган.
На меня она не смотрела, а наблюдала за тем, как над озером Мичиган день превращается в вечер. Я смотрел туда же.
— Почему любовь такая жестокая? — Она отвернулась от окна и пронзительно посмотрела мне в лицо. Слегка нагнулась над разглаженной юбкой, не убирая рук с бедер. — Вам известно почему? — спросила она.
— Первородный грех, — сказал я.
Когда я вышел из дома, где проживала Тайлер Костиган, к тротуару подъехал темно-бордовый четырехдверный «понтиак». Передняя и задняя дверцы со стороны тротуара одновременно открылись, и из каждой выскочило по мужчине. Первый носил серый узкий костюм и черную, распахнутую у ворота рубашку — кончики ее воротничка вылезали на лацканы пиджака. Он был повыше меня, и его черные волосы были зачесаны назад и лежали волнами. Выскочивший с заднего сиденья носил дизайнерские джинсы, сапоги на высоком ковбойском каблуке и сия ющую коричневую кожаную куртку с коротким мандаринового цвета воротничком. На воротничке — ремешок, видимо, на случай тайфуна. У него была рыжеватая, коротко подстриженная бородка и коротко стриженные курчавые волосы. Кварталом дальше из-за поворота выехал серый «плимут» и остановился у поребрика с включенным двигателем.
Тот, что в костюме, сказал:
— Полезай в машину, мы хотим с тобой побеседовать.
Его приятель встал слева от меня. Куртка у него была расстегнута.
— Вы от Костигана? — спросил я.
Тот, что в костюме, что-то промычал и дернул головой в сторону отворенных дверей «понтиака».
— А о чем это вы хотите со мной побеседовать? — поинтересовался я.
— Мы хотим побеседовать о том, чтобы ты не совал свое поганое рыло туда, куда твое поганое рыло не приглашают.
— А, — протянул я, — значит, разговор пойдет и об этом тоже.
— Давай, давай, — сказал он и откинул полу пиджака, чтобы я смог увидеть пистолет у него за поясом.
— Ну-ка, еще разочек покажи, — попросил я.
Он снова распахнул пиджак, и я провел мощнейший удар левой под ребра, туда, где заканчивается грудина. Это парализовало диафрагму, он задохнулся, сломался пополам и грохнулся лицом вперед на мостовую. Рука курчавого метнулась под куртку к левой подмышке. Водитель «понтиака» распахнул со своей стороны дверь и тоже вылез из машины. Правым кулаком я нанес курчавому сильный и точный удар в нос. Моментально полилась кровь. Пистолет наполовину показался из кобуры, но все еще оставался у курчавого под курткой, когда я сграбастал его за запястье, прижал пистолет ему к груди и еще два раза ударил его правой прямо в нос. Он осел, и я оттолкнул тело, ныряя вниз и вбок, скорее чувствуя водителя, нежели видя его. Шофер вытащил пистолет и положил руки на крышу машины, широко распахнув дверцу автомобиля на проезжую часть, но в этот момент серый «плимут» взревел рядом с «понтиаком» и сшиб водилу, оставив его валяться на Озерном проезде. Я обежал «понтиак» и вскочил на сиденье рядом с водителем в сером «плимуте».
— Могу заодно переехать и тех двоих, — предложил Хоук, и мы помчались по проезду.
— Ты, когда брал напрокат эту штуковину, подписал страховку? — уточнил я.
— Конечно, — кивнул Хоук, — но, так как я пользовался фальшивым удостоверением личности и такой же кредиткой, думаю, большого значения это не имеет.
— Ага-а, — сказал я.
Хоук выехал на Норт-Мичиган-авеню.
— Это ребята Костигана? — спросил он.
— Да. Сказали, что собираются потолковать со мной насчет того, чтобы я не совал свое поганое рыло туда, куда мое поганое рыло не приглашают.
— А ты объяснил, что это является твоей профессией?
— Только собрался, — сказал я, — как этот парень принялся пугать меня своим пистолетом.
Хоук свернул направо к Онтарио-стрит, направляясь к Кеннеди-экспрессвэй.
— Удалось что-нибудь выведать? — спросил Хоук. — Пробыл ты там довольно-таки долго.
— Ей потребовалось время, чтобы рассказать мне хотя бы что-то, — сказал я. — Знаешь, а ведь она — я и не подозревал — действительно любит этого сукина сына. Ненавидит — и любит.
— Плевать на то, кто кого любит, и наоборот, — буркнул Хоук. Он выехал на Кеннеди и отправился к аэропорту О'Хэйр.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73