Растеклось немного спиртного. Диана, наблюдавшая за действиями остальных, повернулась ко мне с испугом в глазах.
– Он вдруг посмотрел пристально в угол, потом встал, что-то выкрикнул, а потом ноги у него будто подкосились, он ударился об стол, а Джек подхватил его, – тараторила он, забыв на этот раз о размеренной дикции.
Я прошел мимо нее.
– Что с ним?
Джек опускал тело отца в кресло. Уложив его, он сказал:
– Кровоизлияние в мозг, судя по всему.
– Он умрет?
– Вполне возможно.
– Скоро?
– Не знаю.
– Что-нибудь можно сделать?
– Если он действительно умирает, я здесь бессилен.
Я посмотрел на Джека, он на меня. На его лице ничего не было написано. Он держал руку на пульсе отца. Мне казалось, что все мое тело, весь я состою из лица и груди, а ниже живота уже ничего нет. Я встал на колени перед креслом и услышал тяжелое, хриплое дыхание. Глаза отца были открыты, неподвижные зрачки скошены влево. Никакой реакции. В остальном выглядел он вполне нормально – будто просто присел отдохнуть.
– Отец, – позвал я, и мне показалось, что он слегка пошевелился. Но я не знал, что еще сказать. Я задавал себе вопрос: что происходит в его мозгу, что он думает, какая картина стоит в его воображении, – возможно, нечто не имеющее отношения к трагедии, нечто приятное – поля и солнце. Или что-то неприятное, что-то уродливое, что-то загоняющее тебя в угол. Я представил себе отчаянное, затянувшееся усилие понять, что же происходит, и огорчение, настолько огромное, что перед ним меркнет сама боль, потому что недостает спасительного свойства боли отключать сознание, отключать ощущения, чувство собственного «я», чувство времени – все, кроме себя самой. Эта мысль привела меня в ужас, но она также подсказала мне – четко и неоспоримо, какие именно слова мне следует сказать теперь.
Я наклонился ниже:
– Отец! Это я, Морис. Ты слышишь меня? Ты понимаешь, где находишься? Отец, это я, Морис. Скажи, что происходит вокруг тебя в данный момент? Ты видишь что-нибудь? Опиши, что ты чувствуешь? О чем ты думаешь?
За моей спиной Джек заметил холодно:
– Он не слышит тебя.
– Отец, ты слышишь меня? Кивни головой, если да.
Медленным механическим голосом, словно граммофонная пластинка, которую проигрывают на слишком маленькой скорости, отец проговорил:
– Морис…
Затем, менее отчетливо, он произнес несколько слов, которые, похоже, были «кто» и «там напротив».
Затем он умер.
Я встал и отвернулся. Диана посмотрела на меня, в ее глазах уже не было прежнего страха. Прежде чем она успела что-то сказать, я прошел мимо и остановился рядом с Джойс, которая, опустив голову, смотрела на сервировочный столик. На нем стоял поднос с пятью приготовленными блюдами и несколькими салатницами.
– Я не могла сообразить, что надо делать, – сказала Джойс, – поэтому и попросила Магдалену, пусть пока все остается здесь. Он умер?
– Да.
Она сразу разрыдалась. Мы обнялись.
– Ему было уже много лет, и все случилось очень быстро, так что он не мучился.
– Мы не знаем, мучился он или нет, – сказал я.
– Он был таким приятным стариком. Просто не верится, что его больше нет в живых.
– Надо пойти и сказать Эми.
– Хочешь, я пойду вместе с тобой?
– Нет, лучше я сам.
Телевизор был включен, Эми сидела в кровати, но поза изменилась.
– Дедушке стало плохо, – сказал я.
– Он умер?
– Да, но все случилось в одно мгновение, и ему не было больно. Он даже не понял, что с ним происходит. Ты сама знаешь, он был очень старый, этого следовало ожидать в любую минуту. Так всегда бывает с очень старыми людьми.
– А я собиралась поговорить с ним, мне очень многое надо было ему сказать.
– Поговорить с ним?
– О разных вещах. – Эми встала, подошла и положила руки мне на плечи. – Жалко, что твой папа умер.
Я заплакал после этих слов. Я сел на кровать и сидел несколько минут, а Эми держала мою руку и гладила меня по голове. Когда я перестал плакать, она отослала меня, сказав, что не надо волноваться за нее, с ней все в порядке и она прощается со мной до завтра.
В столовой обе женщины сидели на подоконнике, Диана обнимала Джойс за плечи. У Джойс голова была опущена, белокурые волосы упали на лицо. Джек подал мне высокий стакан, до половины наполненный виски, слегка разбавленным водой. Я выпил его разом.
– Как Эми? – спросил Джек. – Ладно, загляну к ней через минуту. Теперь надо будет перенести твоего отца в спальню. Ты поможешь мне или, может, позвать кого-нибудь снизу?
– Я сам. Перенесем его вместе с тобой.
– Тогда поехали.
Джек взял моего отца под мышки, а я – за ноги. Диана пошла вперед открыть для нас дверь. Прижимая голову отца к своей груди, Джек следил, чтобы она не слишком моталась из стороны в сторону. Он продолжал говорить на ходу:
– Уложим его в кровать, и, если не возражаешь, я скажу Палмеру, пусть поднимется сюда и просто побудет рядом с ним. Сегодня мы больше ничего не сможем сделать. А завтра утром первым делом я вызову нашу фельдшерицу, чтобы подготовить его к похоронам. Я тоже подъеду со свидетельством о смерти. Кому-то нужно будет отвезти свидетельство в Болдок и там зарегистрировать, а также договориться в похоронном бюро. Ты сможешь съездить?
– Смогу. – (Мы уже находились в спальне.) – Что ты ищешь?
– Одеяло.
– Вон там, в нижнем ящике.
Мы накрыли отца одеялом и вышли из спальни. С остальными делами вскоре было покончено. Все поели немного, Джек больше других. Дэвид Палмер появился, выслушал нас, высказал свои соболезнования и ушел. Я позвонил своему двадцатичетырехлетнему сыну Нику, ассистенту на кафедре французской литературы в одном из университетов Средней Англии. Он сказал, что попросит кого-нибудь присмотреть за Джозефиной, моей двухлетней внучкой, а он завтра утром возьмет машину и они с женой, Люси, будут у нас где-то после обеда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86