Начну с цитаты из лесковских «Островитян»: «Жили Норки в небольшом деревянном доме на углу одной из ближайших линий и Большого проспекта, дома которого, как известно, имеют вдоль фасадов довольно густые и тенистые садики, делающие проспект едва ли не самой приятной улицей не только острова, но и всего Петербурга. В пяти окнах, выходивших на линию, у Норков помещался магазин и мастерская, в которой жил и работал с учениками Герман Верман. Жилые комнаты (которых счетом было четыре) все выходили окнами в густой садик по Большому проспекту…»
Это — о том, как, в основном, селились василеостровские немцы среднего достатка, вроде семейства вдовы Софьи Карловны Норк, оказавшегося в центре внимания автора «Островитян».
О самой Софье Карловне Лесковым сказано так: «…она знала свое дело еще при муже. Еще и ему она была серьезной помощницей. Не говоря о том, что она была хорошей женой, хозяйкой и матерью, она умела и продавать в магазине разные изделия токарного производства; понимала толк в работе настолько, что могла принимать всякие, относящиеся до токарного дела заказы, и мало этого — на окне их магазина, на большом белом листе шляпного картона было крупными, четкими буквами написано на русском и немецком языках: здесь починяют, чистят, а также и вновь обтягивают материей всякие, дождевые и летние зонтики. Это было уже собственное производство Софьи Карловны, которым она занималась не по нужде какой крайней, а единственно по страстной любви своей к труду и из желания собственноручно положить хоть какую-нибудь, хоть маленькую, хоть крохотную лепту в свою семейную корвану…».
Такими и были наши василеостровские немки: аккуратными, бережливыми, трудолюбивыми, прекрасными женами и прекрасными матерями.
Что касается дочерей Софьи Карловны, то, по словам Лескова, в них было на что любоваться. И, вообще, по убеждению автора «Островитян», «… если не гнаться за легкостью построения рук и ног, да не требовать от каждого лица особого выражения, то, едва ли, где-нибудь в Петербурге можно набрать столько свеженьких лиц, белых плеч и хороших бюстов, сколько увидим их, находясь между добрейшими василеостровскими островитянками немецкого происхождения».
И, наконец, — лаконичный портрет ремесленника Германа Вермана, что просиживал дни в слесарной мастерской Норков:«… был старик честнейший и добрейший, хороший мастер и хороший пьяница».
Пожалуй, кроме запойного пьянства, — все это главные черты немцев, где бы ни хозяйствовали они и где бы ни селились. Конечно, всякие бывают исключения из правил: у Бахтиарова мы встречаем в «Брюхе Петербурга» опустившегося немца-мусорщика, а барон Александр Раль, придворный банкир и «король Санкт-Петербургской биржи», как известно, разорился оттого, что будучи человеком талантливым, не имел интереса к мелочной бухгалтерии, то есть не владел теми достоинствами, которым, по словам вождя пролетарской революции, русскому человеку следовало бы «учиться у немца». Обычный рядовой немец добросовестно вел свое дело, поселившись в василеостровских линиях. Был он слесарем, медником, оловянником, сапожником, портным, пуговщиком, парикмахером, аптекарем, булочником или колбасником — не имеет значения. Его предки попали на Васильевский, перенесенные через Неву с Адмиралтейской стороны, как семена цветов, подхваченные ветром петровского замысла сотворить на острове центр Петербурга. Они держались друг друга. Как свидетельствует бытописатель Петербурга XIX века А. Башуцкий, лица среднего состояния, принадлежавшие к ядру иностранной общины, всегда выступали хранителями языка и традиций. Если приезжий — немец и ремесленник, «он записывается в свой немецкий цех; имеет старшинами немцев; берет в учение мальчиков немцев; покупает товар у немцев… прошло 10, 15 лет, он мастер или содержатель заведения, или учитель школы, или управитель дома, или фабрикант… он женат на немке; детей его принимала бабка немка; они воспитываются в его законе… и ходят в немецкие школы… он преимущественно у немца покупает даже хлеб…».
Но при этом они раньше других открывали мастерские, свои вылизанные до блеска кухмистерские; до зари выпекали хлеб; их овощи, собранные здесь, на Васильевском, с немецких огородов, были безупречно притягательны для покупателей. Они жили так, как диктовало им генетическое начало. Они были добры и внимательны с теми, кто заглядывал в их мастерские и лавочки, аптеки и парикмахерские. Сюда всегда хотелось зайти и в другой раз. И это самая большая потеря для Васильевского — утрата немецкой аккуратности и обходительности в обслуживании.
Кроме Рождества и Пасхи, немцы, в том числе и василеостровские, дружно отмечали и праздники, привезенные их предками из «фатерланда». Был, например, такой праздник «Куллерберг». Отмечали его в ночь с 23 на 24 июня. Тысячи петербургских немцев-ремесленников собирались в эту ночь где-нибудь на природе. Василеостровские немцы, как правило, перебирались семьями через Тучков мост в ближайший к острову Петровский парк. Здесь всю ночь играла музыка, были танцы и пикники на траве.
А завершалось празднество неким языческим действом — прыжками через костры. На родной остров возвращались под утро, распевая фривольные песенки, похожие на ту, что запомнилась Лескову:
«Танцен дами,
стид откинув,
Кавалерен без затей,
Схватит девишка, обнимет
и дафай вертеться с ней».
Сколько же немцев жило на острове? В 1764 году профессор А. Л. Шлецер предложил учредить статистическую контору, которая бы среди прочих данных собирала сведения об этническом составе города.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65