Я дозвонился по спецсвязи до председателя КГБ.
Разговор наш дословно не помню, но сценарий его был интересный. Крючков оправдывался.
«Неужели вы не понимаете, что делаете? — говорил я, — ведь люди ложатся под танки, могут быть жертвы, и неисчислимые».
«Нет, — говорил Крючков, — жертв не будет: во-первых, это чисто мирная операция, техника идёт без боеприпасов, для наведения порядка, никаких военных задач не поставлено. Все беспокойство исходит от вас, российского руководства; по нашим данным, люди спокойны, идёт нормальная жизнь…»
И так далее.
Анализируя впоследствии логику Крючкова, центральной фигуры заговора, я понял, что он говорил почти правду. Логика была такая: Венгрия, Чехословакия, Польша. В 1956 году в Будапеште крови было много, но это была первая после войны вооружённая агрессия в Европе, люди воспринимали вид чужих танков очень остро, да и коммунисты в Венгрии были уж совсем не в чести. В Праге в 1968 году — в той же ситуации — жертв было относительно немного. Да, были волнения, были разные случаи, но в целом все обошлось быстро и «очень хорошо». А ведь это опять-таки была чужая армия! В Польше в 1981 году военное положение ввели за один день. Проехалась по центральным улицам колонна броневиков. И все. Как отрезало. Поляки испугались продолжения и выбрали худой мир.
Крючков как бы шёл на польский вариант. Он исходил из прецедентов, созданных в социалистических странах. Условно говоря, однажды он посмотрел на себя в зеркало и сказал: да, я гожусь на роль Ярузельского, который стал на многие годы главой государства. Пожилой военный, в очках, с тихим голосом, который спокойно и твёрдо вывел страну из тупика.
Поскольку у нас внешней агрессии не предполагалось — танки были свои, родные, то не предполагалось и сопротивления.
И в этом Крючков ошибся. Реакция народа на карикатурный, глупый сценарий заговора срезонировала с тем, что наших танков люди не испугались. Именно потому, что они были свои!
И тогда стало ясно, что надо стрелять. Но было поздно. Стрелять уже никто не хотел и не мог. Стрелять бы пришлось по живой, бурлящей толпе.
Хроника событий
19 августа 1991 года
Первая реакция москвичей — срочно в магазин за продуктами. Быстро разбирают хлеб, масло, крупы. Стоят очереди за водкой. Простые люди, домохозяйки, мамы и бабушки боятся крутых перемен, расхватывают то, что может кончиться в первую очередь.
Огромные колонны бронетехники на всех главных улицах, прилегающих к центру: на Тверской, Кутузовском, на Манежной площади. Много любопытных, парализованных в первые несколько часов страхом. Они постепенно все ближе и ближе подходят к боевым машинам, втягивают солдат в разговор, предлагают им сигареты, еду и питьё, просят и требуют ответить на главный вопрос: «Для чего?» Солдаты, поднятые по тревоге ночью, невыспавшиеся, голодные, взвинчены, но не агрессивны. Они тоже ничего не понимают. Никакой разъяснительной работы в частях не проводилось, боевой задачи они не знают даже приблизительно. Инструктаж командиров: «Для сохранения спокойствия в Москве», — противоречит тому, что они видят своими глазами. Москва взбудоражена появлением техники.
На улицах — люди с радиоприёмниками. Первая независимая радиостанция «Эхо Москвы» даёт в эфир всю имеющуюся у журналистов информацию о том, что происходит, какие-то обрывки противоречивых слухов о событиях в высших сферах власти, сводки из Белого дома… Вокруг приёмников уже другая обстановка. Здесь собираются не просто любопытные — а встревоженные, взволнованные москвичи. Толпы циркулируют: с окраин в центр, посмотреть на танки, оттуда уже прямиком к Белому дому. Во многих местах Москвы прекращено автомобильное движение.
На Центральном телеграфе не работает международная и междугородная связь, сам телеграф занят взводом Таманской дивизии.
Московские деловые круги сделали заявление, осуждающее переворот. На всех биржах прекращены операции.
Постановление № 2 ГКЧП «О выпуске центральных, московских, городских и областных газет». Приостановлен выпуск всей прессы, кроме нескольких центральных изданий, которые должны сообщать своим читателям официальную, успокаивающую информацию. В редакции этих газет — «Правды», «Известий», «Труда», «Советской России» — явились представители ГКЧП и высказали желание «ознакомиться» с содержанием завтрашних газетных полос.
На мосту напротив Белого дома люди остановили движение бронетехники. Калининский проспект также перегорожен троллейбусами, как и Садовое кольцо. Люди ложатся под танки. Вставляют железные ломы в гусеницы остановившейся техники. Напуганные боевые экипажи не получают по рации никаких приказов, кроме одного: «Сохранять спокойствие».
Ещё один очаг напряжения — на Манежной, непосредственно перед Красной площадью и Кремлём. Вдоль Манежа выстроились танки, БТРы, солдаты с автоматами. Они оттесняют толпу с Манежной площади. Столкнулись два БТРа, выскочившие на площадь с улицы Герцена. БТРы и у Большого театра.
Вышел указ Янаева о чрезвычайном положении в Москве. Это означает введение комендантского часа.
Все ждут пресс-конференцию ГКЧП.
Эти сообщения непрерывным потоком поступали в Белый дом. Не знаю, как скоро гэкачеписты поняли характер событий, происходящих в столице. Думаю, что не сразу. Но если бы они осознали все это раньше, развитие путча, возможно, пошло бы по более крутому сценарию.
Боевая техника, хлынувшая в город, не «успокоила», не заморозила, не парализовала обстановку, а, напротив, заставила вспыхнуть народное возмущение.
К вечеру этого дня оно выльется в организацию стихийной обороны Белого дома.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151