Так, группа и ассоциация химии включала в свой состав Институт платины, Институт физико-химического анализа, Лабораторию общей химии, Лабораторию органического синтеза и еще четыре лаборатории. Группа и ассоциация геологии состояла из Петрографического, Геоморфологического, Сапропелевого, Геологического, Почвенного институтов, Ломоносовского института, Хибинской горной станции. И так далее. Не станем утомлять читателя подробным описанием организационной структуры, она слишком громоздка.
Но этот могучий центр научной мысли, эта новая академия — она была так непохожа на старую! В ней исчез дух патриархальности. Прежде все академики знали друга друга, друг друга знали и их жены и дети, семьи обменивались визитами — причем независимо от специальностей палеонтолог дружил с филологом, математик с историком. На общие собрания сходились как на семейные торжества, и он, президент, чувствовал себя главою академического клана, патриархом; не случайно же он любил устраивать заседания у себя дома, за чашкой чаю.
Теперь это было бы невозможно! Даже обширный особняк его не вместил бы всех действительных членов, к тому же большинство их были знакомы друг с другом шапочно. Науки так отделились одна от другой и такие между ними возникли перегородки, что ученые, как они сами говорили, «специализировались». На собраниях в группах и ассоциациях разговор еще мог быть оживленным, а на общих собраниях становится официальным... Наверное, этой незнакомой академии нужен был и другой президент. Наверное. С другими какими-то качествами. И руководить ею по-другому. Кто знает... Прошли времена, когда он, Карпинский, олицетворял собою мудрость академии, ее старость, ее русскую душу, ее седины. Теперь он не олицетворяет старость, он просто стар. Он не олицетворяет историю, он сам ходячая история...
Что же ему остается — сидеть на лавочке в саду? Между прочим, есть свидетельства, что ему полюбилось это занятие, и вечерами ему выносили в сад кресло; неподвижно сидя в нем, он смотрел на закат, догорающий за куполом церкви Параскевы Пятницы... Его особняк чуть наискосок против церкви, по имени которой названа и улица — Пятницкая. Сквозь решетку сада он был виден прохожим: в черной профессорской шапочке, с пледом, брошенным на колени... В таком положении его часто заставал живший на этой же улице будущий искусствовед и журналист В.Б.Иллеш, тогда еще школьник, и, надо отметить, весьма благовоспитанный, потому что никак не решался нарушить покой человека, чрезвычайно его интересовавшего. Наконец не выдержал, в один прекрасный день остановился, откашлялся и, извинившись, спросил:
— Вы служитель культа?
Не без торжественности ответил ему встрепенувшийся старец:
— Да, юный друг мой, культа науки...
Из распахнутого окна в особняке доносилась музыка, слышался смех. На дворе весна тридцать шестого года...
В особняке вообще часто веселились, бывали гости, но веселье было какое-то торопливое и немножко показное. В сущности, к дому не могли привыкнуть, он был слишком просторен, не могли привыкнуть к тому, что в нем живет еще и комендант здания товарищ Зубов (у него была такая должность: он целыми днями сидел в прихожей на втором этаже за столиком), живет кухарка Васена с мужем, но сама готовит редко, а ездит на «линкольне» и откуда-то привозит очень вкусные и обильные, но все-таки не домашние обеды; живет и шофер с семьей: того уже сам Александр Петрович попросил переселиться и выделил на первом этаже комнату. Вот и выходило, что в особняке не одни Карпинские живут, а еще и чужие люди — и к этому не могли привыкнуть.
И потому, когда все кончилось... никак не выговаривается: когда умер Александр Петрович, хоть и осталось до этого события всего пустяк времени, два месяца... семья Карпинских не захотела остаться на Пятницкой, покинула роскошный особняк и переселилась опять в Ленинград в старую квартиру на бывшей Николаевской набережной, дом 2.
«Дедуля» не изменял своему распорядку: вставал в пять, садился за письменный стол, придвигал к себе кипу книг и бумаг... но читалось и писалось с большим трудом, глаза видели мутно, операция принесла лишь временное облегчение. Что-то неладное творилось с кишечником. Профессор Лурье и его ассистент доктор Дмитриев — оба они пользовали Александра Петровича в Москве — прописали кучу лекарств и посадили на диету.
Теперь, когда мы обратимся к архиву канцелярии Академии наук и попробуем составить список дел, которыми занимался Александр Петрович в последние полтора года после переезда в Москву, нас поразит не столько их разнообразие и обилие, что вполне понятно в положении президента, сколько то, что они выполнялись почти девяностолетним стариком с сильно пошатнувшимся здоровьем. Стоит привести главнейшие из этого списка.
1935. Начало февраля. В Москве проходит VIII Всесоюзный съезд Советов. Карпинский делегат его, 6 февраля его выбирают членом Центрального Исполнительного Комитета СССР. На следующий день в академии важное совещание, посвященное проблемам развития народного хозяйства Ухта-Печорского края, Югорского Шара и приполярного Урала. Совещание затянулось, окончание его перенесли на следующий день; оба дня Карпинский участвует в нем. На следующий день в академии же открывается конференция по освоению природных богатств Киргизии (а через пять дней, когда закончится эта конференция, откроется аналогичная, но посвященная богатствам Печорского края). Карпинский участник обеих конференций, избирается в президиумы, выступает с речами.
26 марта Геологическая ассоциация академии обсуждает работы Таджикско-Памирской экспедиции;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110