Чтобы утолить корысть ханского двора, всего золота мира не хватит... И где взять денег? Издавна считается: «Мужи злато добудут, а златом мужей не добыти». А чем? Им землю подавай, а земля у бояр.
А что будет с семьей? Сейчас в доме покой, он всегда гостеприимно открыт и для своих и иностранцев, одолевающих дальние пути, чтобы решить с ним дела политики и торговли. Семья — это прежде всего сыновья, они растут достойными людьми и уже получили уделы: новгородский наместник Дмитрий — Переяславль, Андрей — Городец. Последнему, годовалому Даниилу, скоро постриги, и перейдет Москва. Василий? Горько думать о старшем. Но ведь в большой семье не без урода. Жена дала ому покой и счастье в семье. Родила пятерых детей... Пока жив, она в почете — княгиня, а умрет муж — место ей готово — Княгинин монастырь. Тут все просто: «Женам глава — мужи, а мужем князь, а князем — бог». Там и похоронят рядом с дочерью Евдокией.
Примерно так мог рассуждать Александр. Потому и в его «Житии» читаем отнюдь не обычные слова о том, что жил он, «не внимая богатьства и не презря кров праведничю», был «милостилюбець, а не златолюбець, благ домочадцемь своим и внешниим от стран приходящим кормитель».
Есть еще церковь, митрополия. Но «главный поп», как называют митрополита в Орде, получил свой ярлык. Проповедники красноречиво повествуют о бедствиях страны от «батога божьего» — Орды и зовут к покаянию.
Странное дело — татарское разорение и иго не умерили, а, напротив, усилили «несытость имения» — жажду стяжания, и вскоре сама церковь устами епископа Серапиона признает: «Акы зверье жадают погубити плоти, тако и мы жадаем и не перестанем, абы всех погубити, а горькое то именье и кровавое к собе пограбити. Зверье, едше насыщаються, мы же насытися не можем, — того добывше, другого желаем».
И уже среди церковников объявились рьяные ханские богомольцы. А ростовский епископ Кирилл II, когда вылечил в Орде сына хана Берке, так получил от него в дар годовые оброки, которые были взысканы... с ярославских князей. Конечно, Кирилл был (он умер в 1261 году) ловкий политик. Он сумел даже обратить в православие племянника хана Берке. Й теперь этот царевич Петр обретается на Руси. Надо иметь своих людей в Орде. Он, Александр, это понимал и потому с Ростовом в дружбе, и с Суздалем. На его средства достроили в Суздале женский монастырь, в котором погребли ростовскую княгиню Марию.
Сами церковники захватывают друг у друга земли, торгуют должностями; они «насилие деют» над церковными, нищими людьми, особенно «когда жатва или сено-сеча (сенокос)»; они же за мзду назначают наместников и сборщиков десятины; наконец, «скаредного деля прибытка» отлучают людей от церкви, вымогая деньги за возвращение в ее лоно. Усиленно «хитая (хватая) от чужих домов богатства», церковная знать становилась опасной и князю.
Конечно, все мы нагими предстанем на страшном суде, но пока... Грешные иереи отпускают наши грехи. С кого спросится?
...Ответ на эти роковые вопросы, мучившие Александра, дала жизнь. Ни разорение, ни иго, ни новые вторжения не смогли остановить развитие Руси. Крестьяне и ремесленники подняли из руин, укрепили Владимир, Москву, Тверь и десятки других городов; отстроены тысячи сел и слобод; расчищены и засеяны поля и выковано оружие для русских полков, отражающих натиск врагов на севере и западе. Исконные связи с Новгородско-Псковской и Полоцко-Минской землями, как они ни затруднены, помогают выносить тяготы ига, содействуют оживлению.
Трудовой люд на себе несет всю тяжесть ордынского ига, и господской кабалы, и княжеских усобиц, и нашествий врагов.
Барщина повсеместна и крайне тяжела. Ростовская крестьянка, проработав вместе с дочерью в поле все лето, получала за страду одну гривну. Гривну, Александр хорошо это помнил, в голодные годы стоила в Новгороде буханка хлеба. Барщина изнурительна, и работали на ней женщины даже беременные, на сносях и нередко преждевременно рожали прямо на полосе.
Конечно, много зла от слуг. Прислужники — тиуны, мечники, вирники — все жили одним: взыскивали с крестьян и «черных» людей дани, налоги, штрафы. Руководствовались они «Русской Правдой». Это суровый закон, идущий от прадедов — от Ярослава Мудрого и Владимира Мономаха, и не ему, Александру, его отменять. «Правда» строжайше охраняла имущество господ — земли, скот, ульи, ладьи, сети для ловли птиц. Чтобы посягнуть на жизнь этой касты, крестьяне должны были дойти поистине до горькой нужды. Конечно, крестьянин мог и жаловаться и жаловался ему, когда князь во время ежегодных объездов земли — «полюдья» чинил свой суд и проверял службу своих доверенных, но права мужика ничтожны.
Еще хуже холопам. Холопа не считали за человека, это говорящий скот, не более. И церковь в своем «Правосудии митрополичьем» одобряла этот порядок: «Аще ли убиет осподарь челядина полного, несть ему душегубства, но вина есть ему от бога».
Александр, как и другие князья, отлично знал, что творили его ставленники — тиуны, посадники, воеводы. Полоцкий князь, желая укорить своего тиуна, как-то спросил епископа: «Где быти тиуном нашим на оном свете?» Епископ хладнокровно ответил: «Там же, где и князь». К»язь «не полюби» ответ епископа и сказал: «Тиун неправо судит, мьзду емлет, зло деет а яз что дею?» Но епископ стоял на своем. Кто дает, власть тиуну над людьми? Князь. Значит, князь, в ад, и тиун с ним.
Надо ли удивляться, что народ ненавидит своих господ и в моменты смуты поднимается с оружием, чтобы уничтожить их. Но порядок мира сего освящен стариной и святой церковью, и он, Александр, на то и князь, чтобы охранять его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51