Слово "ноги" теперь
следовало понимать буквально, потому что галоши Кука быстро превращались в
пару огромных голых розовых ступней.
Сам Кук не подозревал об этом, пока не собралась довольно большая
толпа, от которой доносились те звуки, что издает человек, тщетно
пытающийся не рассмеяться. К тому времени, когда Кук проследовал за их
взглядами и посмотрел вниз, метаморфоза завершилась. То, что он оказался
потрясен, было естественно - ноги действительно выглядели потрясающе.
Постепенно его лицо стало соперничать в окраске с галошами, внося
живописный мазок в унылый серый ландшафт.
Р.Хэнсом Далримпл на мгновение потерял свою невозмутимость, а
последовавшие за этим вопли отнюдь не уменьшили опасность приближающегося
апоплексического удара. Кук наконец очнулся и стянул с ног галоши. Осмотр
показал, что ступни на них были нарисованы и замазаны сверху сажей,
которую постепенно смыл дождь.
Уэнделл Кук продолжил свой путь к отелю "Тафт" в угрюмом молчании.
Предательские галоши он держал кончиками пальцев, как нечто грязное и
отвратительное и гадал о том, кто мог подложить ему такую свинью. Уже
несколько дней ни один студент не заходил в его офис, но их пронырливость
никогда не следует недооценивать. Он заметил, что Айра Мэтьюэн носит
галоши того же размера и фасона, но отбросил возникшее подозрение раньше,
чем оно сформировалось. Несомненно, Мэтьюэн не стал бы откалывать такие
шуточки в присутствии Далримпла, раз ему предстоит возглавить факультет
биофизики, когда - если - Далримпл разродится своим пожертвованием.
Следующим человеком, начавшим подозревать, что в кампусе стали
возникать необъяснимые странности, оказался Джон Дьюган, один из двух
полицейских университетского городка - то самый, что высокий и тощий. Он
проходил мимо церкви, направляясь в свою комнатушку в Фелпс Тауэре, и тут
в его ухе раздался уверенный тонкий голосок, который пропищал: "Берегись,
Джон Дьюган! Скоро тебя постигнет кара за твои грехи!".
Дьюган подскочил и огляделся. Голосок повторил ту же фразу. В
пределах пятидесяти футов от Дьюгана никого не было. Более того, он не мог
припомнить, что совершал в последнее время какие-то серьезные грехи. По
улице шли лишь несколько студентов и профессор Мэтьюэн со своим ученым
медведем, который, как обычно, ковылял за профессором, поэтому Джону
Дьюгану осталось подозревать лишь собственный рассудок.

Р.Хэнсом Далримпл был немного удивлен той мрачной откровенностью, с
которой профессора отодвинули тарелки с порциями роскошного обеда. Он
знал, что они вечно испытывают то легкое чувство голода, что знакомо всем,
кто вынужден питаться в столовой колледжа. Многие подозревали
существование тайной организации поваров, целью которой было не допустить,
чтобы ясность мыслей студентов и преподавателей оказалась нарушена
перееданием, но знали также, что и в большинстве других колледжей условия
были почти такими же.
Далримпл отхлебнул кофе и проглядел записи в блокнотике. Сейчас
поднимется Кук и произнесет пару приятных пустяков. Затем он объявит о
пожертвовании Далримпла, на которое будет построено здание Далримпловской
биофизической лаборатории, и об основании нового факультета. Все
зааплодируют и признают, что биофизика слишком долго висела в пустоте
между вотчинами факультетов зоологии, психологии и физиологии. Затем
Далримпл встанет и скажет - конечно, в более торжественных выражениях: "Да
бросьте вы, ребята, все это такие пустяки".
Доктор Уэнделл Кук торжественно поднялся, просиял улыбкой перед рядом
белых манишек и произнес свои приятные пустяки. профессора нервно
переглянулись, когда появились признаки, что он начал сползать в свою
любимую лекцию на тему "нет - никакого - конфликта - между - наукой - и -
религией". Они знали ее наизусть.
Он уже добрался до версии 3А своего любимого детища, когда его лицо
начало синеть. Нет, это вовсе не был тот серовато-пурпурный оттенок, что
появляется на лицах задушенных и ошибочно называется "синим", а яркий и
веселый цвет кобальтовой краски. Он прекрасно подошел бы для картины,
изображающей парусник, плывущий под ясными небесами, или для униформы
швейцара в театре. Но на лице президента колледжа он явно не смотрелся. По
крайней мере, так показалось профессорам. Они зашевелились, оттопыривая
манишки, вытаращили глаза и начали перешептываться.
Кук нахмурился, но продолжал говорить. Затем все увидели, как он
принюхался, словно почуял что-то в воздухе. Сидевшие за столом оратора
почувствовали слабый запах ацетона, но вряд ли он мог стать подходящим
объяснением той имитации яйца малиновки, какой теперь стало лицо их шефа.
Краска покрывала теперь все его лицо и забралась даже до того места, где у
Кука должны были расти волосы. Немного окрасился даже воротник.
Сам Кук понятия не имел, отчего его слушатели начали перешептываться
и раскачиваться, словно гребцы на палубе галеры. Он подумал, что с их
стороны это очень невежливо. Поскольку нахмуренные брови не оказали
должного эффекта, он резко сжал окончание версии 3А, деловым тоном объявил
о сделанном пожертвовании и сделал паузу, ожидая гром аплодисментов.
Но он его не дождался. Правда, послышалось некое жиденькое
похлопывание в ладоши, но никто, пребывающий в здравом уме, не назвал бы
его громом чего угодно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10