Чекан тоже отломил немного корки, пожевал, затем слизнул с кончиков пальцев крошки и поежился.— Что, не любо вспоминать? — задал каверзный вопрос Михара.— Отвык я уже от такого хлеба.— Небось икорку трескаешь?— Не без этого.— Там икорки поболей будет, и качество получше, свеженькая. Знаешь, иногда бывало, на зоне я ее столько жрал, а вот в туалет сходить было нечем, сразу все усваивается. Знаешь, как у моряков на траулерах, они икру жрут, так по две недели на горшок не ходят.Чекан рассмеялся. Михара был в своем амплуа, он мог говорить о чем угодно, бесстрастно, без улыбки и в самых обыкновенных вещах всегда находил что-то сверхъестественное.— Кстати, одну баночку я тебе привез. Смотри какая! — Михара вытащил стеклянную баночку из-под майонеза, закрытую пластмассовой крышкой. Икра была крупная, ни одного лопнувшего зернышка. — Еще, наверное, неделю назад эта рыбина плавала, а сейчас вот, — Михара запустил палец и слизнул пару прилипших к нему шариков-икринок.Чекан отломал кусочек корки, положил на него горку икры и целиком отправил в рот. Теперь хлеб уже не казался ему пресным, было по-настоящему вкусно.— Ну вот, видишь, и встретились. Долговато мы не виделись, сколько воды утекло.— Как тебе там? — спросил Чекан.— Там не здесь, там всегда плохо, как бы хорошо ни было. Конечно, отказу я ни в чем не знал, но свобода — она и, есть свобода, ее потому и называют сладкой, что слаще ее ничего на свете не существует. И если тебе, Чекан, кто-нибудь скажет, что самое сладкое — это сон, не верь ему. Самое сладкое — это свобода. Сон, конечно, тоже вещь сладкая, но он сладкий лишь в своей постели, на свободе, когда нет колючки, нет конвоя и ты знаешь, что можешь пойти туда, куда захочется твоей левой ноге, а не прапорщику Петрову или майору Сидорову. Вот такие вот дела.— Выпьешь? — спросил Чекан. — У меня с собой водка, коньяк есть.— Приедем, выпьем. Не гони лошадей. Куда это он так летит, что, смерти моей желает? — Михара ткнул грязным указательным пальцем в плечо Бориса. — Ты, не гони, озверел, что ли? Куда летишь? Мне каждый миг в радость, а ты мчишься как бешеный.— Это он по привычке.Борис убавил скорость и улыбнулся. Он понимал, что этот человек уже давно не сидел в машине на мягком сиденье, уже давно не мчался по подмосковной дороге и даже скорость в сто километров в час кажется ему космической.— Милиции много, — заметил Михара, разглядывая соседнюю сторону двухрядного шоссе.Омоновцы в касках, в бронежилетах, с автоматами проверяли машины, выезжающие из города.— Шмонают, — спокойно заметил Чекан, — но мы их не боимся.— Да, это точно. Волков бояться — в лес не ходить, — Михара опять улыбнулся, беззлобно и наивно, как большой ребенок, вдруг к месту припомнивший детскую считалку, почти пропел:— На золотом крыльце сидели: царь, царевич, король, королевич… Это мы с тобой, — сказал Михара, — я король, а ты королевич, а золотое крыльцо будет, только напрячься придется немного. Ты мне поможешь на ноги встать?— О чем речь, Михара! Ты же мне помог, кто бы я без тебя был?— Ладно, про это не надо. Мы же люди, должны помогать друг другу, а не спасибо говорить. А то привык: спасибо-пожалуйста, спасибо-пожалуйста… А нет, чтобы помочь.И Чекан опять подумал, что Михара совсем не изменился, только, может, заматерел, кожа стала грубее на обветренном лице. А думает и смекает Михара по-прежнему быстро, почти молниеносно, хотя кажется, его мозги, мозги человека, не обремененного знанием последних событий, работают, как тяжелая машина, как старинный генератор или как ручная мельница.— Куда едем? — спросил Михара.— Ко мне, — ответил Чекан, — Ты своим домом обзавелся?— Да нет, снимаю квартиру. Ответственный квартиросъемщик.Михара рассмеялся:— Надеюсь, бабой не обзавелся?— Нет, — сказал Чекан.— Некогда? Делом занят?— Бывает, занят.— А больше небось за столом сидишь, картами шуршишь?— И это случается. Вот сегодня, знаешь, как карта шла! Давно такого не припомню. Ты знаешь, с чем я это связываю?— С чем же?— С тем, что ты вернулся.— Может, оно и так, — Михара, припав к стеклу, рассматривал город.Он молчал. Видимо, все то, что проплывало за окном, проносилось перед глазами, его просто-напросто ошарашивало, хоть и виду он старался не подавать. И лишь когда машина въехала во двор, Михара выругался:— Ну и развернулись! Понастроили, понавесили, столько тачек дорогих вертится, не поймешь, кто на самом деле крутой, а кто дерьмо собачье.— Скоро разберешься. Неделю отдохнешь, отмоешься, приоденешься, и сам все поймешь.— Конечно, — согласился Михара, — люди-то прежние, да и мысли у них прежние. А знаешь, к какому выводу я пришел там? — Михара прикрыл глаза и лишь после довольно продолжительной паузы сказал:— Количество способов делать деньги не изменилось, наверное, со времен Адама.Чекан понял, куда клонит Михара, но на всякий случай кивнул.— Вот смотри, раньше был ямщик, ездил на лошади, а теперь он летает на самолете или ездит на машине.Способ делания денег тот же — кого-то надо завезти из одного места в другое. Только везет он теперь побыстрее, а так способ не изменился. И деньги остались деньгами, будь это рыжье или резаная бумага — значения не имеет.— Рыжье лучше, — сказал Чекан.— Рыжье — это хорошо, а стекляшки еще лучше.Они поднялись в квартиру. Стол был накрыт, хотя квартира оказалась пустой. Немного презрительно Михара посмотрел на замки, которыми была оснащена дверь.— Замки никчемные, я такие голыми руками открою. Сменить надо.— Так это же ты, — благодушно засмеялся Чекан, — таких талантов мало. Да ты ко мне и не полезешь, для такого человека, как ты, у меня взять нечего.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16