Плавно тронувшись с места, он осторожно въехал в брюхо самолета. И в это время, сначала редко, а потом все чаще, все сильней и громче застучали капли дождя.— Ну, вот и все, — сказал подполковник. — Располагайтесь, пристегивайтесь.Гроза приближалась. Молнии уже сверкали в разных концах неба, гром грохотал почти беспрерывно. Шум ливня, колотящего по обшивке самолета, казался еще сильнее в гулком пространстве фюзеляжа.— Неужто попремся прямо в ураган? — проговорил Муха, с тревогой глядя на Артиста. — Я не согласен.— Ты же слышал, он сказал — при любых условиях, — хохотнул Артист. — И вообще, лейтенант Мухин, вы меня изумляете. Вы же должны являть образец мужества.— Ну да, — сказал Муха, — на земле. А там… — и он опасливо ткнул вверх, где разверзлись хляби небесные.— Погоди, пойду справлюсь у вагоновожатого. Артист поднялся и, миновав жестко закрепленный белый «лендровер», а также высокие штабеля картонных коробок с чем-то полезным для «свободного Туркменистана», отправился вперед, в пилотскую кабину. Он вежливо постучал, но за шумом дождя его, кажется, не услышали. Семен постучал громче, и тогда дверь отворилась. То, что он увидел, поразило его.В левом пилотском кресле командира, с наушниками на голове, сидел не кто иной, как их скупой на слова сопровождающий.— Простите, — опешил Артист, — я что-то ничего… не соображу… Тут совсем близко грянул гром, за стеклами кабины на доли секунды как будто вспыхнул и снова погас яркий солнечный день.«Провожатый» обернулся, строго-вопросительно глядя на Семена.— Я… хотел спросить, — крикнул Семен. — Так вы, значит… Тот сбросил наушники, чтобы слышать говорящего.— Я говорю, — начал опять Семен, — не пора ли нам в путь? — и постучал по своим часам. — Как бы не опоздать.— А-а… — сказал молчун. — Не терпится? И впервые губы его тронуло нечто похожее на улыбку.К Семену обернулся второй пилот:, — Не бойтесь. И можете успокоить своего друга.Прямо в бурю вас никто не повезет.— Между прочим, я и не боюсь, — с некоторым апломбом заявил Семен. — Если что меня и волнует, так только сохранность государственного имущества, — и он похлопал по косяку двери пилотской.— Зато мы боимся, — сказал подполковник. — Так что ждите… Гроза не стихала долго, еще часа два. То отходила, то возвращалась опять.Артист с Мухой устроились на жестких откидных лежаках.— Неплохо начинается наше путешествие, — заметил Семен. — Как считаешь?— Говорят, если какое дело дождичком обмоет — к удаче, — не очень уверенно обнадежил Олег. — А пока делать нечего, давай-ка посмотрим наши карты. Что там за трасса. Одно дело — по телеку балдеть, и совсем другое… Пакет с картами и пояснительными записками по всем остающимся этапам маршрута лежал на заднем сиденье «лендровера».— Тут, конечно, за час не изучишь, — сказал Олег. — Люди с этими картами годами работают. На места выезжают, каждый поворот, каждый спуск и подъем проходят.Линия маршрута была извилистой, как запутавшаяся тонкая нитка. Кое-где она втекала в полоски шоссе, но куда чаще проходила пунктиром, рядом с которым имелись уныло-невнятные пометки: «Дорога не разведана», «Рельеф не установлен», «Ориентир нуждается в уточнении».— Ну и как такие пометочки следует понимать? — спросил Артист.— Хм, — почесал в затылке Муха. — Скорее всего, там вообще ни фига не проедешь.— И что тогда? — спросил Артист.— А тогда просто делают то, что и все. Тыкаются куда придется, в конце концов находят мостик или брод — ну и проезжают… А часики-то стучат, всюду по трассе — контрольные пункты, не отметился — и привет! Впарят штрафные. Только нам ведь с тобой победы и фанфары ни к чему.— То есть как? — поднял голову Артист. — Лично я проигрывать не собираюсь.Только теперь, склонившись над картой, Семен, кажется, в полной мере осознал, какую сложность представляет этот их предстоящий маршрут.Снова рядом громыхнул гром, весь корпус огромного самолета задрожал, словно на его крылья обрушились тяжелые камни. Семен печально вздохнул.— Ты чего? — повернулся к нему Мухин.— Бедная моя мама, — сказал Семен Злотников, — если бы она знала… — А лапа? — улыбнулся Мухин.— О папе и не говорю… — сокрушенно покачал головой Артист. * * * Все вещи на этом свете пахнут по-своему — машины, книги, собаки, травы, самолеты… Пастух и Боцман вдыхали сложную авиационную смесь запахов каких-то пластиков, специальной резины, гидрожидкости, виниловых шлангов, каленой стали и дюраля.— О чем думаешь? — шепнул Хохлов.— Обо всем сразу, — помолчав, отозвался Пастух. — О жене, об Ольге… Думаю, как там ребята. Видно, круто им… Где-то мы оплошали. А ты?— А я думаю, как у них тут с герметикой, в этой бочке с крыльями. Если герметизируют только верхний этаж, нам тут с тобой, Серега, на высоте крышка. Ни кислорода, ни давления. И температура под минус пятьдесят.— Дай подняться на высоту, — сказал Пастух. — Ближе к Господу Богу. Авось выручит и спасет рабов своих, воинов.Боцман не ответил и поднес палец к губам. В задраенном фюзеляже шаги и голоса разносились гулким эхом, как в горной пещере.— Взлетаю через десять минут… — донесся уверенный начальственный басвероятно, командира экипажа.В ответ донеслось невнятное бормотание, однако отдельные слова с трудом можно было разобрать: «…сопровождающие», «…спецохрана».— Они, — шепнул Боцман.— А где ваши техники, специалисты? — строго спросил командир.В ответ — невнятная мешанина слов, из которой удалось выцедить лишь три слова: «…улетели… другим рейсом».Вскоре «Руслан» засвистел-зашумел четырьмя турбинами, вздрогнул, плавно стронулся с места — видно, медленно порулил к взлетно-посадочной полосе и через несколько минут замер на старте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135