А вот большой раздел «Россия». Генрих начал листать странички медленнее. Разрушенные города и села. Голодные, измождённые люди за колючей проволокой. Виселица, и на ней человек. Ещё виселица — петля висит над головой какого-то юноши, почти мальчика. Все эти фото служат лишь фоном. На первом плане офицеры, часто сам Шульц. Верно, кто-то помогал ему снимать. А вот один Шульц, во весь рост. Важное надутое лицо, самодовольная улыбка, одна нога стоит на теле убитого. Видно, как поблёскивают против солнца хорошо начищенные сапоги.— Красноречивый снимок, — бросил Генрих, внимательно вглядываясь в фото.— Я бы сказал — символический, — поправил его майор.— Его надо беречь как документ.— Как документ великой эпохи! — с пафосом «добавил майор.Генрих листал альбом, не поднимая глаз, словно боясь, что они выдадут его.— А вот мой последний снимок, — майор задержал его руку, указывая на обозначенную в уголке фотографии дату.На снимке генерал-майор Даниель в своём служебном кабинете. Он стоит у письменного стола, держа в руках какую-то бумагу. Фоном служит стена, завешенная огромной картой. Линии на карте нечёткие, но жирно обозначенные стрелы хорошо видно. Генриху не трудно догадаться, что на карте обозначен план операции «Железный кулак».— Чудесная работа, майор. Вы можете конкурировать с лучшими профессионалами-фотографами. Честное слово, я был бы рад получить от вас фотографию на память о сегодняшнем дне. Довольная улыбка засияла на лице Шульца.— Выбирайте любую, которая есть в двух экземплярах.— Тогда я выберу ваш последний снимок, мне приятно было бы иметь фотографию генерала Даниеля у себя на столе.— О, пожалуйста! Таких снимков у меня два. Один я собирался презентовать генералу, но теперь, после этой неудачи с «Зелёной прогулкой»… Майор вытащил из альбома фото и протянул Генриху.— Нет, так не принимаю, — отстранил его руку Гольдринг — Подарок надо надписать.— Если дело за этим…Шульц взял ручку и размашисто написал на обороте: «Лейтенанту фон Гольдрингу от майора Шульца».— Благодарю, очень благодарю, — Генрих спрятал фотографию за борт мундира.— Да, я согласен с вами, генералу Даниелю сегодня не до подарков, — вздохнул Генрих, — вторая операция подряд проваливается.— Вы считаете первой — «Железный кулак»?— Да, а теперь «Зелёная прогулка»…— А чем, по-вашему, это объясняется, герр лейтенант? — внимательно вглядываясь в лицо Генриха, спросил Шульц. Взгляды их скрестились.— Я разведчик с детства, и хоть я младше всех офицеров разведки корпуса, но никто не разуверит меня в том, что в штабе действует отлично замаскированный шпион.Шульц откинулся на спинку стула, ноздри его большого носа чуть вздрагивали, словно чуяли добычу, а глаза сощурились в узенькие щёлочки.— Вы думаете? — хриплым голосом переспросил он Генриха.— Уверен. Даже более — твёрдо убеждён. Но ведь мы, майор, собирались сегодня развлечься, а завели разговор о таком больном и таком неприятном для нас, двух штабных офицеров, вопросе.— Верно, — согласился Шульц. — Давайте, в самом деле, поговорим о чём-либо ином.— Скажите, пожалуйста, герр майор, как вы сохраняете такую уйму негативов? — с любопытством спросил Генрих.— Негативы я сжигаю. Если есть фотографии, незачем возить с собой лишний груз. Но почему это вас заинтересовало?— Случается, что возникает потребность дублировать какую-нибудь старую фотографию. Вот и пригодились бы негативы.— До сих пор не было в этом потребности, — пожал плечами майор.— Допустим, какой-нибудь вашей фотографией заинтересуется гестапо, что тогда? Придётся вырывать фотографию из этого альбома, и у вас не останется копии. Глаза Шульца округлились, в них промелькнула тревога.— Зачем же гестапо интересоваться моими фотографиями?Генрих вдруг согнал с лица улыбку, глаза его глядели на майора холодно и враждебно.— Ведь не всё же такие доверчивые простачки, как вы думаете, майор.— Я вас не понимаю! Объясните, что всё это значит? — голос майора срывался от возмущения. — К вашему сведению, барон, я не потерплю оскорбления. А ваши намёки звучат, как оскорбление. Не забывайте, лейтенант, что я старше вас чином и вот уже почти десять лет на этой работе.— Правила субординации, майор, здесь ни к чему. И не прикидывайтесь оскорблённым. Скажите откровенно, за какую сумму вы продали русским негатив фотографии, которую я спрятал в карман?У майора перехватило дыхание. Он так побледнел, что его мутные серые глаза на побелевшем лице казались почти чёрными.— Что? Что вы сказали? — наконец выдавил он.— Могу повторить: за какую цену вы продали русским фотографию, или, вернее, её негатив?— Мерзавец! — Шульц вскочил с места. Подбежав к спинке кровати, он сорвал с неё ремень с кобурой пистолета.— Спокойно! Вспомните, майор, — не повышая тона, предупредил Гольдринг, — я стреляю лучше вас. Пока вы вытащите пистолет, я успею продырявить вас столько раз, сколько патронов в моём вальтере. Успокойтесь! Тем более, что порядочные люди всегда могут договориться, не прибегая к оружию.Спокойный тон Генриха, а возможно, его угроза привели Шульца в себя. Он швырнул ремень с кобурой на кровать и подошёл к столу.— Вы, лейтенант, оскорбили мою офицерскую честь. Я этого так не оставлю, — все ещё вздрагивая от гнева, воскликнул майор.— Благородный гнев. Вы чудесный актёр, майор! Но на меня, признаться, сцена, которую вы сейчас разыграли, не произвела ни малейшего впечатления.— Чего вы от меня хотите? — прошипел Шульц.— Я хотел спросить вас, — спокойно, как и прежде, продолжал Генрих, — приходилось ли вам видеть, как пытают в гестапо людей, на которых пало подозрение в предательстве?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27