Вежливо поклонившись обеим, Генрих обратился к старшей.— Мадам говорит по-немецки?— Немного. Вы, верно, барон Гольдринг, мсье Лютц предупредил о вашем приезде. И я рада, что именно в моей гостинице остановился такой постоялец.На лице хозяйки гостиницы появилась стандартная, любезная улыбка — неотъемлемое свойство людей, которым в силу своей профессии приходится прислуживать другим.Моника глядела куда-то мимо Генриха. Её лицо, такое оживлённое за минуту перед тем, стало замкнутым, неприветливым.— Я хотел бы, мадам, заказать ужин на две персоны к девяти часам.— О, пожалуйста! — проговорила хозяйка. — Что бы вы хотели заказать?— Форель, курицу по-французски с картофельным гарниром и салат.— Сейчас очень трудно с продуктами, но для своих постояльцев… Ужин приготовить в отдельном кабинете?— Да, а сейчас я попросил бы вас прислать мне в комнату бутылку бордо, коньяка, две бутылки фруктового ликёра и бутылку шоколадного. Генрих положил на стойку деньги.— Сдачи не надо! — бросил он небрежно и, взяв прейскурант, написанный по-немецки, начал его просматривать.— Ведь Лютц сказал, что этот барон очень богат, — долетела до него фраза, сказанная вполголоса по-французски.— Успел награбить! — сердито бросила Моника.— Придержи язык, Моника!— Он всё равно стоит как чурбан, ничего не понимает.— Отнеси ему заказанное, — приказала мадам.Генрих, пряча улыбку, положил на стойку прейскурант и пошёл к себе. Не прошло и пяти минут, как в дверь постучали и в номер вошла Моника, неся на подносе бутылки с вином. Поставив их на стол, она молча направилась к двери.— Одну минуту, мадемуазель! Моника остановилась у самой двери и ждала.— Вы говорите по-немецки? — спросил Генрих.— Говорю, но очень редко, потому что не люблю ни языка, ни…— Девушка замолчала.— … ни самих немцев, — закончил за неё Генрих. Моника молчала.— А вы храбрая! И всё же я не советую говорить такие вещи немецким офицерам.— Каждый свободен в своих вкусах. Мне, например, больше нравится русский язык. Он такой мелодичный!— Я имел возможность его слышать — ведь я прибыл с Восточного фронта.— С Восточного фронта? — В глазах Моники Генрих увидел нескрываемое любопытство.— И могу вас уверить, что русские женщины не говорят немецким офицерам таких вещей, как вы.— Они молча терпят оскорбления?— Нет, они стреляют. Стреляют в тех, кого считают своими врагами, — по-французски ответил Генрих.Глаза Моники широко раскрылись. С минуту она оторопело смотрела на Генриха, шевеля губами, словно хотела что-то ответить, но вошёл денщик, и девушка ушла.Ровно в девять Генрих был в кабинете Лютца. Тот ещё работал.— Герр гауптман, неужели так много дел? Ведь уже девять! А вы все работаете.— Я поджидал вас и, чтобы не сидеть сложа руки, кое-что подготовил на завтра, — пояснил Лютц, закрывая папку с бумагами. — А как вы устроились, барон?— Неплохо. Уже познакомился с хозяйкой и её дочкой.— И Моника успела вам надерзить?— Было немного, но мне кажется, что в конце концов мы с нею поймём друг друга.— Вон как! — искренне удивился Лютц. — Ну, когда вам посчастливится наладить отношения с Моникой, вам будут завидовать все офицеры и сочтут великим дипломатом.Вскоре оба сидели в уютном кабинете и ужинали. Хозяйка ресторана, мадам Тарваль, прислала к столу по-настоящему хорошее вино, да и ужин был приготовлен отлично, гауптман ел с большим аппетитом. Когда подали жареную форель, Лютц, поражённый, воскликнул:— О, я вижу, что вы завоевали если не симпатию Моники, то симпатию мадам Тарваль. С первого дня знакомства она уже начала угощать вас такими блюдами. После ужина Генрих заказал ещё бутылку коньяка и коробку сигар.— Так, говорите, работы будет много? — спросил он, пригубив рюмку.— Раньше было легче, — вздохнул Лютц. — Когда дивизия стояла компактно, штаб размещался в Экслебенце, и работы было куда меньше.— А чем вызвана смена расположения дивизии? — поинтересовался Генрих.— Видите ли, вначале французы вели себя тихо, спокойно. Но после нашего поражения под Москвой они подняли голову. Появились так называемые маки, стреляют они в большинстве случаев из-за угла и преимущественно в офицеров. Случается, что взрывают железнодорожные линии, мосты, а то и военные объекты. Части СС и полиция одни уже не в силах справиться с ними. Поэтому охрана военных объектов поручена нашей дивизии. Вот и вышло, что нашу дивизию пришлось разбросать в разных пунктах на протяжении девяноста километров от Сен-Мишеля до самого Шамбери.— А маки после этого притихли?— Наоборот. Они ещё больше активизировались. Дело усложняется тем, что им помогает население. Две недели назад отряд маки совершил нападение на лагерь русских пленных. Маки перебили охрану, которая, к слову сказать, вела себя чересчур беспечно, и несколько сот русских ушли с ними в горы. Погоня не дала никаких результатов. И вот за несколько дней до вашего приезда маки, уже вместе с русскими совершили нападение на автоколонну с боеприпасами. Теперь они чудесно вооружены нашим же оружием.— Я надеялся, что отдохну здесь после Восточного фронта, а выходит, как говорят русские, попал из огня да в полымя.Гауптман начал подробно рассказывать о недавней операции карательного отряда против партизан. Генрих внимательно слушал, не забывая следить, чтобы рюмка Лютца не оставалась пустой. Вскоре гауптман был изрядно навеселе.А пока Гольдринг и Лютц ужинали в уютном номере ресторана «Темпль», Моника мчалась на велосипеде к небольшому селу Понтемафре, вблизи которого стояла электростанция, снабжавшая энергией расположенные вокруг населённые пункты. Четыре километра по асфальтированной дороге Моника проехала за какие-нибудь четверть часа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27