У книжного застекленного шкафа стоял человек средних лет, среднего роста, средней полноты, в буровато-сером костюме, с облысевшей головой, гладко выбритый и напудренный.
Юля сказала Михаилу, что это и есть ученый критик Бугай, единомышленник ее мачехи. Бугай (не разобрать) или наивно, или очень умно смотрел на людей широкими глазами. «Так обычно смотрят только что начинающие соображать дети или тихие идиоты», – шепнула Юля Михаилу.
– Товарищи, внимание! Сейчас Анатолий Волгарь прочитает свои монгольские стихи, – объявила Леля.
– Я не поняла, какие все-таки стихи: свои или монгольские? – спросила Юля.
Иванов, тряхнув черными волосами, спадавшими на лоб, сказал с явным усилием казаться равнодушным к колкому недоумению своей подруги:
– Стихи о боях у Халхин-Гола.
– Тогда понятно, почему самураи капитулировали! – воскликнула Юля. Михаилу понравилось ее злое раздражение против Иванова.
На рассвете степь томилась тяжко, Ветер выпил скудный пот росы…
Когда Иванов кончил читать, Бугай первым заговорил о стихах:
– Поэт стоит на верном пути. Идя по этому пути, он придет…
К чему придет поэт, Михаил не узнал: Юлия увела cто в смежную комнату. В углу стоял стол с винами и закуской.
– У нас обычай: хочешь выпить – заходи в эту комнату.
– А они? – Михаил кивнул головой на дверь, за которой уже слышались голоса спорящих.
– А это их дело!
Юлия выпила, закурила…
– Они там слушают рассказ. Не пойдем к ним, Михаил. Я коротко перескажу вам его… Женщина любила мужа, но еще более страстно любила сады. Муж был простой человек, а сады необыкновенные – морозоустойчивые. После мучительной нравственной борьбы жена покинула мужа и целиком, до полного самозабвения, отдалась морозоустойчивым яблоням.
Михаил в свою очередь, шаржируя, пересказал Юле одну современную повесть.
Голая степь. Героиня – бригадир огородников, герой – полевод. Любят друг друга с двухлетнего возраста, но не могут сойтись, потому что герой занижает значение укропа в народном хозяйстве и преувеличивает роль ячменя. Порознь – страдают, а сойдутся вместе – спорят. Колхозники заняты тем, как бы их поженить. Их усилия возглавляет парторг. На героиню обрушивается страшный удар: гусеница жрет капусту. Узнав об этом от своего столетнего дедушки, довольно бодрого старичка-блондина, героиня бежит на огороды. При виде гибнущей капусты падает в обморок, норовя, однако, угодить в междурядье, дабы не повредить кочаны. Парторг поднимает сраженную горем девушку. Она горько плачет на его груди, сетует на любимого. Любимый же, увидав эту сцену, скрипит в жестокой ревности зубами и, как сумасшедший, бежит в степь. Наконец парторгу удается соединить руки влюбленных. Счастливая пара сидит на берегу огромного, вновь созданного водоема, по гладкому водному зеркалу катается на катере колхозный актив во главе с парторгом и бодрым стариком-блондином. Все ждут, когда позовут счастливцы на свадьбу. Героиня таинственно молчит, потом намекает на что-то значительное, краснеет. «Дуся! – кричит герой, – не стесняйся, говори. Я… тоже!» Дуся бледнеет и едва выговаривает: «Вася, я хочу… создать гибрид редьки и редиски». На свадьбе бодрый старик переплясал всех, не осилив только парторга…
Юля налила Михаилу и себе по рюмке муската. Они выпили и засмеялись. Им было хорошо, и они удивлялись, что за один вечер, кажется, подружились.
– Вы чем-то нравитесь мне, Михаил, – помолчала, разминая папироску тонкими длинными пальцами. – Моя жизнь пройдет в палатках. Думаю, что палатка – самое характерное жилье нашей эпохи. Все сдвинуто с места привычного, смешались сотни наречий, языков… – умолкла, увидев Иванова.
– Анатолий, пей ситро, – сказала Юля Иванову, – вина не предлагаю: боюсь за твою репутацию. А вот за Михаила не боюсь и за его братьев не боюсь… хотя они люди бесповоротных решений.
XVI
Как только гости ушли, Иванов взял Юлю за руки.
– Юля, ты сильно изменилась!.. Что с тобой?
Она посмотрела на китель, на шевровые, мягкие, на низком каблуке сапоги Иванова и чуть было не спросила, долго ли Анатолий командовал отделением и как скоро надеется дослужиться до генеральского звания.
– Я прямо-таки не знала, чем угощать вас, товарищ будущий генерал.
– Ты не можешь поговорить со мной без колкости? Она тебе не идет.
– Представь, одному человеку это нравится!
«Этот рябой идиот Мишка подогрел ее гнев. Она все еще любит Юрия. Но почему любит? За что? Что он – умен, красив? Но ведь это правда», – думал Иванов, удивляясь тому, с какой силой загорелось в нем злое чувство к Юле. Он хотел обрушиться на Крупнова, но вовремя сдержался: корни начинают яростнее жить, цепляясь за землю, когда их вырывают с силой. Ее чувства должны отболеть сами по себе.
– Юля, поговорим по душам… Я… я устал думать и страдать втихомолку. Подумай хоть немного и обо мне…
Вышли во двор, в сад. Кроткие густились сумерки, зрела задумчивая в садах вечерняя тишина, в затравевшем низовье скрипел дергач. Редкие нити дождя прошивали горящее на западе небо.
– Что-то не то и не так, Анатолий Иванович. Катится моя жизнь по глубокой колее, мне нужно свернуть на иную дорогу, а сил не хватает. Так вот, я и еду. Куда? Зачем? Не знаю и все чего-то жду. Жду изо дня в день, из месяца в месяц, а колея все глубже и тяжелее. И чувствую, выгорает в душе моей что-то такое, без чего жить нечем. Чем помяну свою молодость? Я полюбила с десяти лет… Как рыба на кукане: из воды не вытаскивают и на волю не пускают. Он человек прямой, признает, что от женщины, как ни в одну эпоху, требуется много: на работе – ударница, дома – нежная, умная мать, в спальне – горячая любовница.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135