Майор встал изза стола.
— Нет, признаваясь в убийстве, вы пытались скрыть свою более тяжкую вину — измену советской Родине.
Ее лицо было искажено страхом, залито слезами. Она вытянула согнутые, дрожащие пальцы.
Как бы я хотела его своими руками сюда привести!
Поздно, Шубина… — сказал Людов. — Он живет в Рыбачьем поселке?..
Да… да… — Она трясла головой — постаревшая, совсем некрасивая, совсем непохожая на недавнюю хорошенькую Клаву.
Майор позвонил. Вошел конвойный.
— Уведите!
Она сидела у стола неподвижно. Конвойный тронул ее за плечо. Она встала, как во сне; пошла нетвердой походкой. Поравнялась с Жуковым — и след какого-то сильного чувства возник на ее лице.
— Леня! — вскрикнула Шубина.
Но он, ответив ей полным боли и негодования взглядом, отвернулся.
…Людов и Савельев были в кабинете одни. Майор ходил взад и вперед нервной, порывистой походкой, склонив голову, заложив за спину руки.
— Товарищ майор, — нерешительно окликнул Савельев.
Людов остановился, взглянул на него.
— А не поторопиться ли нам? Не просчитаемся ли на этот раз?
Людов смотрел, как будто пробудившись от сна. Лейтенант нарушил ход его мыслей.
Есть у моего друга, боцмана Агеева, неплохая поговорка: «Торопитесь медленно», — сказал наконец Людов.
Да не напрасно ли медлим? Убийца-то на свободе.
Людов беспокойно провел рукой по высокому лбу.
Мы знаем многое, Василий Прокофьич, но еще далеко не все. Знаем, к кому шел убитый диверсант. Догадываемся, кем и почему он был убит. Имеем возможность обезвредить убийцу.
Так давайте обезвредим! Сами же вы говорили: не в ожидании неведомых нам преступлений, а потом в их раскрытии, — сущность нашей работы…
А в умении разгадать замыслы, предвидеть будущие действия врага? — Савельев кивнул. — Вот это сейчас мы с вами и пытаемся сделать.
Зазвонил телефон. Савельев рывком поднял трубку. Людов нетерпеливо ждал.
Шофер спрашивает, нельзя ли отлучиться на полчаса? — доложил разочарованно лейтенант. — Когда будет нужна машина?
Скажите — пусть ждет. Можем выехать каждую минуту.
Савельев передал приказ. Майор снова шагал по кабинету.
— Помните, Василий Прокофьич, Жуков довольно образно сказал о прошедшей за занавеской в комнате Шубиной тени? Эта тень все еще лежит у пирса, где готовится к буксировке док. Но все-таки — почему так настойчиво они навязывают нам мысль, что охотятся именно за доком? Вспомните хотя бы план гавани на расческе. А мы не поверим им, Василий Прокофьич!
Мы с вами заставим, чтобы они поверили нам, навяжем им свою волю.
Он положил руку на плечо лейтенанту.
Помните, как учит нас Ленин: «…попробуйте заменить софистику (то есть выхватывание внешнего сходства случаев вне связи событий) диалектикой (то есть изучением всей конкретной обстановки события и его развития)». Только диалектически рассматривая все данные дознания, сможем мы разобраться в этом деле.
Значит, этого брать нельзя? — лейтенант шевельнул лежавший на столе фотоснимок.
Рано! — сказал майор Людов.
— Иногда бывает: и смотрим, а не видим! — говорил потом, вспоминая события ночи, предшествовавшей началу похода, Сергей Никитич Агеев.
Был уже поздний час, когда к борту «Прончищева» подошел последний рейсовый катер. Агеев сидел на стапель-палубе дока, в лунной безветренной полутьме, вертел в руках томик рекомендованного Таней романа.
Книга прочитана давно, но случилось же так, что никак не успевал вернуть ее в библиотеку! И какое-то странное удовольствие испытывал оттого, что носил ее с собой, в боковом кармане кителя, чтобы, как уверял сам себя Сергей Никитич, в свободные минуты перечитать некоторые, особенно понравившиеся места.
Пришедшие с берега поднимались на борт ледокола. Среди вернувшихся была и Татьяна Петровна.
В свете, озарявшем палубу «Прончищева», Агеев увидел, как она перешагнула фальшборт, исчезла за надстройкой.
«Пошла, значит, к себе в каюту, не встретимся сегодня», — подумал Агеев. Но тотчас увидел ее уже на корме, она шла к сходням, соединяющим ледокол с доком.
Она шла деловитой, торопливой и вместе с тем осторожной походкой, боясь запнуться о швартовы и тросы. В электрическом свете, освещавшем деревянные поручни сходней, мичман различил толстую книгу, которую Таня держала под мышкой.
«Неужели в передвижку идет? Как будто поздновато… — подумал Агеев, еще сам не веря своей удаче. — Если идет в передвижку, с книгой в руках, значит, не будет навязчивостью подойти к ней…»
Легкий силуэт ступил из полосы света в темноту. Девичья фигура забелела у отвесного трапа, ведущего на доковую башню. Агеев поспешно направился к трапу.
Над головой слышалась ее поступь, звон каблуков по металлу. Он догнал ее уже наверху, у сигнальной рубки. Она собиралась спуститься в люк, ведущий к передвижке.
— Татьяна Петровна! — окликнул мичман.
Она оглянулась так порывисто, как будто он схватил, а не окликнул ее. В лунном, зеленовато-серебряном свете ее лицо казалось очень бледным. Она стояла неподвижно, прижав к груди большой том.
— Здравствуйте… Простите — я тороплюсь.
Его удивил холодный, нетерпеливый, напряженный тон ее голоса. Он смущенно держал в руках библиотечную книжку.
— Вот — вернуть вам хотел. Давно с собой ношу… — Она ждала неподвижно, не сводила с него широко открытых глаз. — А это что-то новое вы достали? Взглянуть разрешите?
Преодолевая неловкость, он говорил так, как привык всегда начинать разговор с ней. Она обычно любила показывать вновь приобретенные для библиотеки книги… Протянул руку и с недоумением увидел, что Таня чуть ли не отшатнулась от него.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83