Хотя я уже, кажется, догадываюсь. Они оба оказались в силу каких-то причин отъединенными от общества. Ну и, как говорится, и т. д. Мысль не столько парадоксальная…– Сколько примитивная? – быстро произнес Шухов. – Ты это хочешь сказать?– Не только. Я понимаю, что оба они в той или иной степени – жертвы обстоятельств…– Ну и ерунда, – сказал Шухов. – Не жертвы, а творцы обстоятельств. Это, во-первых. Во-вторых, оба одержимы. Настолько, что эта одержимость ослепила их. Мир для них перестал существовать. В-третьих…– Оба сошли с ума, – перебил Кожохин.– Нет, застыли, окружили себя паутиной. Как куколки в коконах. И ослепли.– Отсюда мораль: одержимый – потенциальный преступник. Так? Это ваш второй парадокс?– Чушь, – засмеялся Шухов. – Хотя слепая одержимость – вещь страшная.– Не новость, – заметил Кожохин. – Первобытные мыслители, по-моему, это тоже соображали. И отделяли своих шаманов, ставили им шалаши в сторонке от общих пещер.– Не загибай, – хмыкнул Шухов. – Согласись, что все-таки жалко смотреть на человека, потерянного для общества.– Вы об Эдике?– Да.– Ну, он-то как раз этого не считает. Он, как шаман, воображает, что пользу приносит. А нам вот не след забивать голову ерундой. До сих пор план не готов.– Комарова, конечно, убрать надо, – задумчиво произнес Шухов. – Неизвестно, сколько времени пройдет, пока этот тип за коробкой соберется. С другой стороны, как мы ему понять дадим? Я имею в виду типа этого.– С ним просто, – сказал Кожохин. – Охрану снимем – и все. Только вот Комарова как убрать? Может, не трогать его вовсе?– Нескладно у нас больно с этим стариканом получается.Шухов зажег сигарету, затянулся, сказал сердито:– Мне вовсе не хочется оказаться в положении той бабы.– Какой еще бабы?– Помнишь, у Зощенко рассказ есть. «На живца», кажется, называется. Про бабу, которая в трамвае на лавке сверток забывала, ждала: не клюнет ли кто? Чтоб, значит, схватить жулика с поличным. Так вот и с Комаровым выходит. Если, конечно, не отвести его от греха. Разница между той бабой и нами только в том, что она не знала, кого вытащит, а мы знаем.– Жалко вам этого паршивца? Он же нас с самого начала за нос водит.– Не те слова, – сказал Шухов. – Мне лично старик не импонирует. Но зачем впутывать в довольно противное дело еще одного человека? Пусть скверного, пусть потенциально подготовленного к тому, чтобы украсть эти проклятые деньги. Комарова попутал бес жадности, как говорят. Не дать ему возможности совершить задуманное – значит сохранить его для семьи.– Да за одни лживые свидетельские показания его под суд отдать надо.– Ну, это ты, извини, не в ту сторону едешь. Переложи руль, не то в берег врежешься.– Почему? – вскинул брови Кожохин.– Потому что старик твердо стоит на своем: «Не знаю, не видал». Против него даже косвенных обвинений не выдвинешь. Это мы с тобой такие умники – догадываемся, что к чему. А факты где? Сидит у дома по ночам? Так он это объясняет вполне убедительно. Остаются в итоге одни психологические нюансы.– Ладно, убедили.– Вот и хорошо. Теперь следи дальше. У нас в наличии есть один-разъединственный способ уличить преступника: взять его с поличным. Другого я не придумал, к сожалению. Наши домыслы и косвенные улики – тьфу. Дунул – и нет их. Фото? Да тебя судья на сто метров не допустит с этим фото. Письмо Иванова матери Назарова? Справка из адресного стола? Какие из этих фактов выводы можно сделать? Да никаких. Ну, искал Иванов Назарова. Ну и что? Тысячи людей ищут друг друга. Фото курортное? Просто случайная встреча этого типа с Ивановым. Понимаешь, что рисковать нам нельзя. Да старик еще путается под ногами. Старик нам, кроме прочего, свободно может карты смешать. Явится одновременно с главным виновником – и весь наш план в трубу вылетит.– Точно, – сказал Кожохин. – Значит, первое дело – старика отодвинуть.– Да, – кивнул Шухов. – Намекнем ему недвусмысленно на кое-какие обстоятельства. Полагаю, этого урока ему до конца жизни хватит.– Думаете, поймет?– Больше чем уверен.– С душком ваша профилактика, Павел Михайлович. – Кожохин укоризненно покачал головой. – Я бы, наверное, все-таки подловил старичка.– Мне его старуха понравилась, – хмыкнул Шухов. – С ухватом она здорово управляется.– Опять парадоксы?– У тебя скверный характер, Иван Петрович. Настырный, как у дятла. Долбишь и долбишь в одну точку.– Так ведь работа такая…– А что с Мокеевой? – спросил Шухов.– Пока статус-кво. Работает в киоске, живет на прежней квартире.– Этот тип возле киоска по-прежнему крутится?– Как заведенный. По два раза в день мимо проходит. Иногда даже нахально газетки покупает.– Ждет?– Да, – Кожохин кивнул. – И удивляется, наверное, нашей медлительности.– Глуп он все-таки, – сказал Шухов. – Не находишь?– Как вам сказать? Когда дело начинали, не находил. Кроссворд знатный он нам поднес.– И тем не менее он глуп, – упрямо произнес Шухов.– Задним числом мы все умные. Вы, я вижу, на минорный лад настраиваетесь. Рановато.– Спать хочется, – сказал Шухов, потягиваясь. – Возня эта надоела до чертиков.– Размагнитились? К Эде сходите, он вас подправит.– К Эде я не пойду. Значит, так. Комарова предупреждаем. Мокеева должна исчезнуть из киоска на время. Это будет сигналом для убийцы. Откроем ему дорогу, так сказать. Теперь давай план засады разработаем.С планом они кончили быстро. Члены оперативной группы получили задания. Охрана дома снята. Пустую коробку Шухов водворил на прежнее место в первую же ночь. Кожохин инсценировал арест Мокеевой, он же беседовал со стариком Комаровым. Хитрый старикан, как и предполагал Шухов, крепко струхнул, когда ему намекнули, что было бы неплохо, если бы он поменьше шарил глазами по крышам дворовых построек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30