– А правда, что вы ездили в тюрьму «Армли» с Марти?
– Откуда, черт возьми…
– Там сидит парень моей старшей сестры. Она вас там видела. Ее парень в хороших отношениях с Винсом Кингом. Его зовут Линии.
– Мир тесен, – сердито заметил я, подозревая, что это еще далеко не все мои секреты, известные Селесте.
– Ага. Линии говорит, что Марти не навещала Винса с тех пор, как вышла замуж, а тут вдруг объявилась и принялась за его освобождение. С чего бы это, подумала я. Пять лет назад он был таким же невинно пострадавшим, как и теперь, – ни больше ни меньше.
Я согласился.
– Если, конечно, он действительно невиновен.
– Что еще говорит Линии?
– Винс решил, что Марти требуется его помощь, чтоб присмирить Чарли Карлайла и его папашу. Она ведь хочет развестись, а Брэндон Карлайл выпустит ее из своего логова, только в деревянном ящике.
– Чего-чего?
Селеста так захватила мое внимание, что я даже перестал дышать.
– Если ее старик выйдет из тюрьмы, Карлайлу придется непросто. Он ведь их ненавидит, этот Винс.
– Почему?
– Не знаю. Об этом он Линии не рассказывал. Лучше, говорит, тебе об этом не знать.
– Еще есть открытия?
– Нет, босс, пока ничего больше не знаю.
Я тоже не знал, что ей сказать. Селеста тепло улыбнулась и пошла разбирать почту. Ее новости меня взбудоражили. Я сидел за столом и пытался успокоиться. Хотел убедить себя, что Чарли добивался адреса Марти не для того, чтоб убить ее. Чувство тревоги усилилось, когда я вспомнил о Каллене. Что, если он занял выжидательную позицию и установил за мной наблюдение? Я вскочил с места к направился к выходу.
– Пойду пройдусь, – бросил я своей новоиспеченной ассистентке.
Добравшись до Альберт-сквер, я обнаружил, что на улице никто моей персоной не интересуется. Опасаясь, как бы подозрения не превратились в навязчивую идею, я вернулся в контору.
– Из Манилы факс пришел, – объявила Селеста, – только что.
Писал агент, с которым я говорил по телефону. Анжелина Мария Тереза Леви, в девичестве Анжелина Мария Тереза Коразон, улетела рейсом Манила-Манчестер с посадкой в Сингапуре 28 августа. Итак, господин Леви заявился ко мне в контору с намерением отправить меня на Филиппины спустя две недели после возвращения жены в Великобританию. Придется нанести ему личный визит.
Все то время, пока я изучал факс, Селеста глядела на меня с нездоровым нетерпением. Мне показалось, я понимаю, что должен был чувствовать Виктор Франкенштейн в ту ночь, когда впервые увидел улыбку на лице созданного его руками творения.
– Так вот, Селеста, если супруга господина Леви в Англии, она, возможно, устроилась на работу. Обзвони, пожалуйста, все агентства, которые нанимают филиппинцев в качестве домашней прислуги, официантов и тому подобное, и выясни, нет ли среди них Анжелины Марии Терезы Коразон. Иногда в агентствах отказываются отвечать на такие вопросы, так что прояви смекалку, скажи, что она уже работала у тебя и ты бы хотела нанять ее еще раз… В общем, используй воображение.
Глаза Селесты сияли такой радостью, будто она только что получила из моих рук «Оскар». Не успел я отойти от ее стола, как она схватила телефонную трубку, и работа закипела.
Господин Леви жил в Боудоне. Мне пришлось долго ехать по городу. Было достаточно времени, чтоб поразмыслить над некоторыми загадочными сторонами его истории.
Его дом оказался гораздо больше, чем я думал. Постройка примерно начала двадцатого века, в стиле Нормана Шоу. Гладкие стены наполовину увиты плющом, небольшие окна вытянуты по горизонтали. Островерхие крыши над двумя симметричными башнями придавали дому сходство с засекреченным правительственным учреждением. Для загородного особняка он был великоват. Густой высокий кустарник и сосны, возвышавшиеся над клумбами с рододендронами, придавали этому месту еще большую обособленность, если не оторванность от внешнего мира. Интересно, какие чувства должна была испытывать Анжелина Коразон, когда ее впервые привез сюда человек, которого она едва знала.
У входа я не нашел звонка. На массивной двери красовалась бронзовая морда льва с продетым через ноздри кольцом. С помощью этого приспособления я постучал. Не прошло и минуты, как зазвенели запоры и замки.
– А, это вы, – как будто разочарованно проговорил господин Леви. – Я-то надеялся, что появится Анжелина. Еще один шанс, который мог бы стать счастливым, потерян.
Он без энтузиазма раскрыл дверь и пригласил меня пройти внутрь. Если бы не запах свежей краски, я бы решил, что попал в музей. Прямо напротив двери начиналась красивая лестница из светлого дуба, увешанная дорогими на вид картинами. В первом лестничном пролете висел портрет женщины в натуральную величину. Несмотря на дневной свет, по обе стороны от рамы горели лампы. На картине была не Анжелина, а темноволосая женщина европейской наружности, с жесткими чертами лица, в длинном желто-зеленом платье. Ярче всего на полотне было выписано жемчужное ожерелье, насчет которого художник, вероятно, получил специальное указание. Я предположил, что дама на портрете – мать Леви, потому что фамильное сходство бросалось в глаза.
Вдоль стены в холле, как на параде, выстроились стулья в стиле «ар нуво».
– Вы заметили, что это «Школа Глазго»? – поймал мой взгляд господин Леви. – В любом деле нужна обстоятельность. Стулья настоящие. ЧР. Макинтош.
– Мебельных дел мастер Чарльз Ренэ Макинтош, – расшифровал я, как участник телевикторины.
В его глазах сверкнул огонек.
– На таких и сидеть-то грех, не правда ли?
– Я не буду садиться, – заверил его я.
– Пройдете или поговорим?
– Пройду, и поговорим, – ответил я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135