Он понимал в следах не хуже остальных охотников, но ему совершенно неинтересно было искать зверя, которого искала Йондра. Он хотел лишь, чтобы обе женщины невредимыми вернулись в Шадизар, а если отправиться сейчас со следопытами, то он не сможет предложить женщинам защиту.
Лицо Йондры сделалось грустным, когда Конан не ответил, но распорядитель охотой злорадно улыбался.
– Чтобы быть следопытом, требуется большое искусство, – сказал он, ни к кому конкретно не обращаясь. – Моя госпожа, – он сделал рукой изящный жест, когда пятился, и, выпрямившись, прокричал: – Следопыты, на выход! Телад! Зурат! Абу! – Список его продолжался, и вскоре он сам и девять других охотников бежали из лагеря в десяти разных направлениях. Они отправились пешком, поскольку едва заметный след, который следопыт должен уметь читать так же, как писец читает слова на пергаменте, совершенно теряется, если смотреть на него с лошади.
Когда следопыты ушли, аристократка принялась руководить разбивкой лагеря, а Конан отыскал себе место и уселся с бруском, тряпочкой и бутылкой оливкового масла. Меч требует ухода, в особенности когда ему вскоре должно найтись применение, а Конан был уверен, что его клинку не долго оставаться без дела. Нависшие со всех сторон горы не предвещали ничего доброго, сами камни, казалось, были пропитаны чем-то, от чего киммерийцу было не по себе. Брусок тихо скользил по клинку. Утро переходило в день.
Лагерь, решил Конан через некоторое время, был расположен так хорошо, как только это можно было сделать в таких условиях. Кривые деревца, скудно разбросанные по всем Кезанкийским горам, образовывали здесь некое подобие рощи, хотя и чрезвычайно жидкой. Она служила по крайней мере хоть каким-то укрытием.
Алый шатер Йондры, с которым ей никогда не приходило в голову расстаться, стоял между двух массивных гранитных валунов, а сзади был прикрыт бурой стеной обрыва. Других шатров не взяли с собой – чему киммериец был рад, – и одеяла охотников были разбросаны по два и по три во всех углублениях, где можно было укрыться. Лошадей привязали в длинной узкой яме, которую можно было не заметить, даже специально отыскивая ее. Человеку, незнакомому с местностью, лагерь покажется почти невидимым. Вся беда лишь в том, горько подумал Конан, что горцы более чем знакомы со своими горами. Беда обязательно случится.
Будто его мысль о беде послужила сигналом, прохладный горный воздух рассек некий звук, и Конан застыл, смазывая меч маслом. По рваным пикам эхом разносился пронзительный вой, заставляющий холодеть сердце. Киммериец никогда не слышал подобных звуков, во всяком случае не слышал, чтобы его мог издавать человек или какое-нибудь другое существо.
Не один киммериец был встревожен этим вызовом алчного охотника – ибо никто не сомневался в характере этого звука. Все люди приподнялись со своих одеял, обмениваясь тревожными взглядами. Некоторые встали и прошли несколько шагов, осматривая крутые окружающие их склоны. Йондра подошла к пологу своего шатра и, наклонив голову, прислушалась. На ней была кожаная одежда: жилетка и штаны, как всегда плотно облегающие. Когда она убедилась, что звук не повторится, княжна вернулась в шатер.
– Что, будь трижды благословенно имя Митры, это было такое? – спросила Тамира, опускаясь на корточки рядом с Конаном. Она поправила короткую белую рубаху, чтобы сохранить приличие, и обхватила колени хрупкими руками. – Это, может быть, существо, за которым охотится Йондра?
– Не удивлюсь, если так и окажется. – Конан снова принялся смазывать клинок. – Мало пользы принесут те рубины, если закончить жизнь в желудке этого зверя.
– Пытаешься уговорить меня бежать, – ответила она резко, – и оставить тебе свободной дорогу к украшениям.
– Я уже сказал тебе, – начал было он, но Тамира перебила его:
– Значит, дорогу к Йондре под одеяло.
Конан вздохнул и вложил меч в ножны.
– Прошлой ночью в моих объятиях была ты, а с ней я не сплю уже два дня. И я уже сказал, что пришел в эти трижды проклятые горы из-за тебя. Ты считаешь меня лжецом?
Она отвела глаза и посмотрела на гранитные вершины, окружающие их.
– Думаешь, следопыты найдут его? Я имею в виду зверя? Может быть, если не найдут, то мы уйдем из этих гор. Я вполне могла бы украсть рубины и по дороге в Шадизар.
– Я бы хотел, чтобы они ничего не нашли, кроме мозолей на пятках, – ответил Конан. Он вспомнил о полуобгорелом куске черепа с рогом. – Боюсь, что этого зверя не так легко убить, как считает Йондра. И ты не украдешь рубины.
– Значит, ты все-таки хочешь украсть их сам.
– Не хочу.
– Значит, хочешь спасти их для своей любовницы. Для Йондры.
– Яйца Ханнумана, женщина! Не перестанешь ли ты?
Тамира пристально посмотрела на него:
– Не знаю, хочу ли я, чтобы ты лгал, или нет.
– Что ты этим хочешь сказать? – спросил Конан, недоумевая.
– Я намерена украсть рубины, понимаешь, независимо от того, что ты говоришь или делаешь. – Голос ее сделался тверже. – Но если ты остался не ради рубинов, то, значит, ты остался ради меня. Или ради Йондры. Я сама не знаю, хочу ли точно выяснить, что тебе нужны были лишь драгоценности.
Конан откинулся спиной к валуну и принялся хохотать, пока не охрип.
– Значит, ты мне не веришь? – спросил он наконец.
– Я знала достаточно мужчин, так что сомневаюсь во всем, что бы вы ни говорили.
– Да ну? – воскликнул Конан, изобразив удивление. – Я бы мог поклясться, что я был первым мужчиной, которого ты знала.
Краска залила ее щеки, и Тамира вскочила на ноги.
– Только подожди, пока не…
Чем бы она ни угрожала, он все равно не услышал конца фразы, поскольку в лагерь явился Телад, еле дыша и опираясь на копье, как на палку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63