Поставив машину позади гасиенды, я пошел к главному входу. Роскошная ночь, хотя жарко, как в аду. Кирпичные стены гасиенды серебрятся в лучах лунного света. В саду причудливые тени, и вообще чувствуешь себя, как в сказочной стране. В гасиенде большая часть огней была погашена. Музыканты упаковывали свои инструменты, и за столиками уже никого не было. На лестнице мелькнула какая-то пара и скрылась в игорном зале. Вероятно, Перейра уже организовал игру.
Только я о нем подумал, как он собственной персоной появился из кладовки и направился ко мне.
— Мистер Кошен, — проговорил он, — у нас сегодня игра, но не очень крупная. Я знаю, что это незаконное дело, но, надеюсь, что вы не будете возражать? А? Ведь это вас не касается?
— Конечно, не касается, — согласился я. — Я — федеральный агент, а не легавый из Палм Спрингс. Не мое дело следить за этим. Может быть, попозже я и сам поднимусь наверх, взгляну, как там идет игра.
Он поблагодарил, и вид у него при этом был такой счастливый, как будто я дал ему по крайней мере тысячу долларов. Я, кажется, уже говорил вам, что мне очень не нравится Перейра. Типичный подонок! И, хотя я с радостью в любой момент готов вздуть его как следует, время, пожалуй, для этого пока еще не пришло. Я хотел, чтобы они думали, что им все удалось и что я для них что-то вроде безмозглой курицы. Пусть они будут спокойны в этом отношении, и тогда, рано или поздно, кто-нибудь из них допустит промах, который даст мне возможность уцепиться кое за что.
Я поднялся по лестнице и вошел в игорный зал. Там было несколько человек: Мэлони, Генриетта и еще шесть или семь парней и несколько дам. Официант обносил всех вином, а за центральным столом вовсю шла игра в покер.
Я походил по комнате, выпил отличного виски и будто просто так посматривал на всех. Генриетта сидела за покерным столом. Перед Мэлони высилась огромная стопка чипов, он чем-то был страшно доволен, может быть, наконец-то выиграл. Впервые в этом доме. Перейра болтался от стола к столу и старался держаться как можно приветливей со всеми. Полная картина тихого, спокойного вечера в клубе за картами. Фернандеса не было. Вероятно, он сидел у себя дома и старательно обдумывал создавшуюся ситуацию.
А о чем, собственно, он думал? Вероятно, об этой дамочке, Полетте Бенито.
Вы сами понимаете, что рассказал он о ней только потому, что испугался, как бы я не всадил в него несколько пуль. Здорово он испугался, когда увидел у меня в руке револьвер. А припугнул я его потому, что был уверен, что в этом деле должна быть еще одна женщина, помимо Генриетты. Эта мысль все время не покидала меня и главным образом потому, что Бэрдль, который в отношении всего этого дела проявил необычайную болтливость, почему-то и словом не обмолвился о существовании этой женщины. Даже когда он расска— зывал мне о том, что Генриетта выкрала свои письма из письменного стола мужа, он ни словом не обмолвился о том, были ли у нее основания писать эти письма.
Если бы никаких оснований не было, то есть, если бы в этом деле не была замешана другая женщина, он обязательно сказал бы мне об этом. Но, повторяю, он ни словом не обмолвился о другой женщине из-за которой, собственно, Генриетта и приезжала в Нью-Йорк. И это было одной из причин, почему я думаю, что Генриетта говорила правду.
Я решил тогда взять Фернандеса на испуг, и мне это удалось. Вы ведь помните, что он разговаривал по телефону с Бэрдлем, который успокоил его, сказав, что я поверил всему тому, что он мне наговорил. Они не подозревали, что их телефонный разговор подслушивали и что он мне известен до последнего слова. Поэтому мои слова о существовании другой женщины явились для Фернандеса полной неожиданностью.
И вы, конечно, понимаете, что, когда я увижусь с Полеттой Бенито — а я обязательно с ней увижусь — она уже будет подготовлена к встрече со мной. Могу поставить бутылку самого лучшего виски против бутылки пива, что Фернандес или еще кто-нибудь немедленно известили ее о том, что кто-то проговорился мне о ней и что теперь ей следует ждать в гости милого Лемми, который непременно приедет к ней разнюхать кое-что. И в этом они правы, я действительно приеду к ней, но разнюхивать я буду не то, что они ожидают.
По-моему, ребята, занятые этим делом, допускают одну громадную ошибку. Они сконцентрировали все свое внимание только на смерти Грэнворта Эймса и пытаются внушить мне мысль, что Эймс был убит, и что его убийца замешан в дело с фальшивыми облигациями. Это наиболее легкое решение вопроса с точки зрения фальшивомонетчиков, но в отношении меня они здорово ошибаются. Я никогда не иду самым легким путем.
Своими успехами в выполнении самых трудных дел я обязан и тому, что я всегда спокойно разговариваю с людьми, не волнуясь, ничем не возмущаюсь. Я неоднократно убеждался, что самый лучший метод общения даже с преступниками — это спокойно вести с ними беседу, даже говорить им всю правду. Тогда их бдительность притупляется, и они неизбежно допускают какой-нибудь промах.
Как я уже говорил вам, главная цель заключалась в расследовании дела о фальшивых облигациях. Чья-то смерть не имела ко мне особого отношения, и я скажу вам почему. Люди умирают все время, иногда их, правда, убивают, и очень хорошо, если находят убийц. Но в конце концов какая разница для государства будет ли на свете одним парнем, как Эймс, больше или меньше? А наличие организации фальшивомонетчиков — это совсем другое дело. И я полагаю, что парень, который ухитрился напечатать фальшивые облигации на сумму 200 000 долларов, заслуживает особого внимания дяди Сэма. И даже то, что именно очаровательная Генриетта купила их у кого-то или их ей сделали на заказ, дела не меняет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64