Видимо, это случилось уже после того, как они были переданы Генриетте Эймс. Это могло быть сделано без ведома Грэнворта Эймса, но также весьма возможно, что он и знал об этом, хотя что это ему давало, не могу понять.
В то же время и сама Генриетта могла после смерти Эймса достать где-нибудь фальшивые облигации, надеясь, что ей легче будет их сбыть, так как всем известно, что Эймс оставил ей облигации на сумму в 200 000 долларов. Но, даже если бы это было так, вряд ли она настолько глупа, чтобы сунуться с ними в банк. Эти облигации она могла бы обменять в любом месте, зачем же ей было лезть именно в банк, где сидят специалисты? Предположим, что она хотела сознательно подсунуть фальшивки. Тогда где настоящие? Мне все почему-то кажется, что существует связь между делом о фальшивомонетчиках и той заварушкой между Генриеттой и Грэнвортом по поводу той самой женщины, о которой она пишет в своих письмах. Интересно, почему это Эймс покончил жизнь самоубийством именно в тот день, когда он виделся с Генриеттой?
И еще одно обстоятельство. В Нью-йоркской полиции мне сказали, что на следствии Бэрдль, секретарь Эймса, и слуги, работавшие на квартире Эймса, единодушно утверждали, что миссис Эймс в день самоубийства мужа была в штате Коннектикут и приехала оттуда только на похороны по телеграфному вызову Бэрдля.
Так или иначе, мне нужно было как можно скорее взглянуть на эту самую Генриетту, и, может быть, в результате нашего с ней разговора кое-что и прояснилось бы.
Я сижу на балконе около окна в моей спальне и потягиваю виски с мятным сиропом. Мои мысли перенеслись на Сэйджерса. Интересно, почему его убили? Ведь никому не могло прийти в голову, что между мной и Сэйджерсом существует какая-то связь. Мы отлично разыграли сценку с дракой в ту ночь, и никто не мог догадаться, что мы тогда за столиком не просто дружески болтали за чаркой, а он докладывал мне о деле.
Значит, на гасиенде кто-то решил, что Сэйджерсу известно больше, чем это было на самом деле. И поэтому, когда он сказал, что собирается ехать за наследством, кто-то принял решение, что ради безопасности его следует пристрелить. И стреляли в него как-то странно.
Если судить по серебряному шнурку, который я нашел на лестнице, его убили в тот момент, когда он сходил по лестнице вниз. А стреляли ему в живот с расстояния не больше четырех футов, о чем свидетельствует прожженная пулей дырка в одежде.
Вероятно, это было так: Сэйджерс был в одной из комнат, дверь из которой выходила на внутренний балкон. Кто-то выстрелил ему в живот, и так как у Сэйджерса, вероятно, не было с собой оружия, он решил убежать, пока его окончательно не пристрелили. Он выскочил на балкон и побежал вниз по лестнице.
Тогда стрелявший парень перегнулся через перила балкона и пустил пару пуль ему по ногам. Сэйджерс упал. Тогда убийца подошел к нему ближе и всадил в него еще несколько пуль. Потом спустился по лестнице ступеньки на две ниже Сэйджерса, схватил его за серебряный шнурок и подтащил к себе, чтобы взвалить на плечо. Шнурок лопнул, и маленький кусочек его с кисточкой и с куском рубашки скатился к самому подножью лестницы, где я его и нашел. Потом убийца убрал труп Сэйджерса в один из холодильников. Все это, конечно, очень интересно, но мне это ничего не дает, кроме дикого желания добраться когда-нибудь до этого парня и сначала как следует расправиться с ним кулаками, а потом всадить в него пару пуль.
После этих размышлений, я пошел в комнату, лег в постель и занялся чтением детективного журнала, потому что это занятие лучше всего способствует моему отдыху. Когда на небе стали зажигаться вечерние звезды, я встал, надел свою лучшую шелковую сорочку, вечерние брюки и белый смокинг. В этом костюме я стал похож на японского императора. Спустившись вниз, я сытно поужинал и немного пошутил с дежурной телефонисткой, сидевшей на коммутаторе отеля.
В 11 часов вечера я на машине отправился на гасиенду Алтмира. Я решил там немного поболтаться и посмотреть, не произойдет ли что-нибудь интересное.
Отличная ночь! Подъезжая к гасиенде, я услышал звуки гитар. Сзади дома было привязано с полдюжины лошадей, а сбоку в гараже стояли две машины. Я поставил там и свою и прошел в зал через главный вход.
Перейра был на месте. Он, как и вчера, был разодет франтом, и, когда я еще проходил по коридору, за занавесом слышался шум от многих голосов. Перейра предложил мне сначала выпить стаканчик за счет ресторана. Я сказал, что охотно выпью, и, пока я сдавал на вешалку шляпу, мне принесли большой бокал. Я пожелал Перейре доброго здоровья и выпил. Он бросил на меня быстрый взгляд и сказал, что если я хочу сыграть во что-нибудь, то игра начнется после двенадцати, в одной из комнат па втором этаже, как раз напротив лестницы. Я поблагодарил его и сказал, что я люблю играть во что угодно, начиная с игры в кости.
Он засмеялся, а я прошел по коридору и, отодвинув занавес, заглянул внутрь.
В зале собралось довольно много народа. Все столики были заняты парнями, некоторые из них с дамочками. Прислонившись к стойке бара, стояло двое-трое ковбоев, не знаю уж настоящие или вырядившиеся так из пижонства. Танцплощадка была битком набита танцующими. С балкона свисали разноцветные ленты, а на стенах всеми цветами переливались испанские шали и мексиканские одеяла. Роскошное местечко! Оркестр отлично знает свое дело и наигрывает сейчас душещипательную мелодию, какое-то мексиканское танго, а стоящий на эстраде парень сладчайшим голоском напевает о том, как умирают от любви. Да, такая песня может разбить не одно женское сердце.
Женщины, сидящие за двумя или тремя столиками около самой эстрады, смотрели на него таким взглядом, как будто он ангел, сошедший с небес или что-то в этом роде.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64