Там мне налили простой воды, которую я из блюдца вылакал нервно всю.
Да, мы отправились в бар чинно и весело, держась за руки, как настоящие моряки.
Она
Войдя в бар, я забыл обо все на свете. И о Москве, и о себе, и даже о маме Маше. Я никогда не испытывал ничего подобного.
Там сидела она! Я её уже видел в Одессе: помните, возле Потемкинской лестницы!
Она была такая красивая, что я даже присел. А ведь я — советский пёс, в котором с рождения воспитывали сдержанность.
Она была маленькой, белой, с чёрными глазами и сидела на коленях у девочки, имя которой я с первого раза не запомнил. Девочку звали Карола. Её я тоже видел. И её маму. Маму звали Грация, что в переводе значит синьора Спасибо.
Я подошёл к девочке и галантно шаркнул лапами.
Девочка улыбнулась и заговорила, как я предполагал ещё в Одессе, на итальянском языке.
— Сальве, — сказала она, — коме ста?
Я смутился, но на помощь пришёл дядя Серёжа, знавший, как и его великий предшественник Паганель, все языки, в том числе и итальянский.
— Бон джорно, синьорина, соно феличе ди коношерла.
И это означало: рад с вами познакомиться.
Конечно же рад, и я ужасно рад с ним познакомиться. Я не отрываясь смотрел на собачку. Она попросилась на пол, и мы стояли теперь рядом и обнюхивали друг друга.
— Бон джорно, — тихо произнёс я, чтобы хоть отчасти как-то снять языковой барьер. Такая мелочь, а может помешать вспыхнувшему вдруг чувству симпатии.
— Здравствуйте, — сказала она, — но не беспокойтесь, если вам трудно говорить по-итальянски, давайте говорить по-французски или по-русски. Меня зовут Козетта. В переводе на русский это означает «Штучка».
— Пират, — представился я. — Флибустьер по-вашему. — И на всякий случай почему-то добавил: — В нашей стране каждая собака объясняется на двух-трех языках.
Воцарилось молчание, потому что я совершенно забыл, что говорят в таких случаях даме сразу после знакомства.
— Может быть, поднимемся на палубу? — предложила Козетта. — Признаться, я не любительница баров.
Я согласился.
И, оглянувшись на своих хозяев, мы побежали наверх.
Наш теплоход был уже далеко от берега, и, стоя на верхней палубе с Козеттой, я наслаждался и вкусным морским воздухом, и тем, что я в путешествии, и тем, что живу на этом замечательном свете.
— А вы знаете, как по-итальянски будет «корабль»? — спросила Козетта.
Черт, надо было посмотреть в словаре! Конечно, не знаю.
— Увы, — развёл я ушами.
— Трагетто, — сказала она и снова улыбнулась, — Смотрите, во-о-он ваш родной порт. А я живу далеко, в Италии, мы здесь, у вас, были в гостях.
— А мы едем в гости, вернее, участвовать в собачьей выставке, — сказал я.
— Вот как? Я тоже…
В этот момент теплоход дал длинный гудок, развернулся и устремился в открытое море, а мыс Козеттой ещё долго провожали взглядом мерцающую точку Одесского маяка.
Закат
Это невероятно, но мы плывём в Европу. Мне даже вспомнилось стихотворение:
И плывём мы древним путём
Перелётных весёлых птиц.
Наяву, не во сне плывём
К золотой стране небылиц.
Я прочитал его Козетте, и хотя она, наверное, как многие очаровательные, столь милые нам дамы, ничего не понимает в стихах, хотя и вздыхает, слушая их, но она вдруг перестала махать хвостом и показала мне на горизонт. Туда, за корму теплохода, — кажется, что это невероятно далеко, — заходило солнце. Вот золотой его диск коснулся воды, и тотчас же она стала похожей на малиновое варенье, я даже почувствовал его вкус и облизнулся, потом вода проглотила солнце до половины, и я удивился:
— Куда это заходит солнце?
Вопрос был уместен, потому что казалось, солнце заходит ближе горизонта.
— Ой как интересно! — воскликнула Козетта.
Мы не отрываясь смотрели на закат.
— А вы знаете, — сказала Козетта, — я часто смотрю на закат, потому что кто-то мне рассказывал, что в тот миг, когда солнце исчезает за горизонтом, можно наблюдать необычное явление — зелёный луч. И, говорят, это к счастью. А нам, собакам, так не хватает его порой.
Несмотря на то, что я был знаком со своей пассией всего полчаса, я отважился и лизнул Козетту в щеку.
Она словно бы очнулась и попросила:
— Проводите меня, пожалуйста, на нижнюю палубу в бар, я думаю, моя госпожа и её мама уже заждались меня.
— И мой хозяин тоже.
И мы побежали вниз.
А навстречу нам шёл человек в белом форменном кителе, очень солидный.
Это был помощник капитана, и звали его Александр Васильевич. Он был очень серьёзным.
Он нёс куда-то какие-то бумаги, но о них не думал, потому что шёл не один, а с такой красивой и обаятельной дамой, что я невольно вспомнил маму Машу.
Даму он называл Наташенькой, был к ней, судя по его жестам, неравнодушен, готовый выполнять её капризы, а она, в свою очередь, на него не обращала внимания, потому что несла в руках удивительную собаку. Она несла её так, как носят свёрнутый в трубочку ковёр.
Я сперва даже не понял, что это она несёт собаку, думал, какой-то чёрный продолговатый предмет, но предмет ворчал и ругался, а она успокаивала его и, едва поспевая за помощником капитана, называла себя в третьем лице:
— Ну Троллик, ну послушайся свою мамочку.
Троллик между тем, не обращая ни на кого внимания, продолжал ворчать, и я чувствовал, что с языка его вот-вот сорвётся какое-то слово, которое неприлично слушать дамскому уху, но, вероятно, увидев меня и Козетту, он сдержался.
А тут и помощник капитана увидел нас с Козеттой и сказал:
— Вот вы, собаки, даже не представляете себе, что плывёте в Европы, а между тем вас, господин, — он обратился ко мне, — надо продезинфицировать, если вы, конечно, хотите ступить лапами в портовые города, в которые будет заходить наш теплоход.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79