Учитывая, что Мария никогда нигде не работала и всецело посвятила себя семье, члены которой мне только что досаждали, я успокоился вдвойне и сказал:
— А нельзя ли перенести твой визит на вечер? Я еду к маме.
— Да, конечно, — сразу согласилась Мария и, не прощаясь, повесила трубку.
Но телефон тут же зазвонил опять. “Ну теперь мать точно меня убьет!” — подумал я и ошибся, это была Светлана. Видимо Заславский ее уже известил о моем провале, по-дружески взял самое неприятное на себя. Светлана начала с напором:
— Роберт, я понимаю как тебе сейчас нелегко, но вынуждена сказать, — и она замолчала.
“Просто дурдом какой-то, — подивился я. — Неужели это мне каких-то полчаса назад так не хватало эмоций и событий?”
— Света, может скажешь потом?
— Почему?
— Я вообще-то спешу.
— Куда?
— К матери. Она меня ждет давно.
— Очень хорошо, — почему-то обрадовалась Светлана. — Значит надо сказать прямо сейчас, пока тебе тяжело. Потом будет еще хуже.
Я испугался. Что за странные речи? Что она там придумала? И как всегда невовремя. Не хватало мне дополнительных проблем. Ох уж эти женщины!
— Хорошо, Света, раз собралась, то говори, не тяни резину. У меня уже сердце не на месте. Кстати, сегодня мы не сможем с тобой увидеться, — пользуясь моментом, на всякий случай решил предупредить я.
— Да-да, конечно, — согласилась она и замолчала.
Мне стало стыдно, по обычаю начал подлизываться:
— Светик, не обижайся. Если бы я приехал вовремя и в Париже все прошло бы удачно… Ты уже знаешь о моем провале?
— Увы, да, мне Заславский сказал.
— Как видишь, я не на коне, хвастать нечем. Будь я героем, то конечно же сразу бросился бы к тебе, но сейчас, когда… С таким настроением… Разрушилось дело моей жизни… Я растерян… Но подарки тебе привез. Если хочешь, можешь забрать, пока я буду у матери. Только прошу, меня не дожидайся. Я устал, скверно настроен, зол, грязный к тому же. Кстати, в доме нет воды. Под окном разрыли траншею…
Вдруг я с удивлением заметил, что уже довольно долго говорю и никто меня не перебивает. Случай невиданный. Не могла же она так сильно обидеться. Или связь прервалась? О, как я был прав насчет нашей связи.
— Алло, Света, ты где?
— Я здесь, Роберт.
— А почему молчишь?
— Слушаю.
— Нет, ты сегодня удивительная. Она слушает. Слушает и ничего не хочет сказать. Что ты обо всем этом думаешь?
— О чем?
— О том, что я только что тебе говорил!
— Ты прав…
Я похолодел:
— Прав?
— Ну да.
— Прав да и только? И никаких комментарием не появилось у тебя?
— А какие здесь могут быть комментарии? Ты подавлен, устал, хочешь побыть один. Это нормально.
— Конечно, но ненормально это слышать от тебя. Ты не заболела?
В трубке раздались всхлипывания.
— Света! Ты плачешь?
— Нет, — сказала она и разразилась рыданиями.
Я занервничал: мать меня убьет. Ну почему так всегда: как только дам ей слово, на пути его исполнения сразу вырастают непреодолимые препятствия? Я буду последней скотиной, если не увижусь теперь со Светланой. Я представил ее, убитую горем, маленькую, беззащитную, с детски оттопыренной губой. Она всегда ее оттопыривает, когда плачет. Вдруг вспомнил, что благодаря мне она плачет часто…
Какая же я скотина!
Хм, скотина? Пожалуй, да, но не надо ей знать об этом. Женщин это портит. О чем об этом?
О том, что я скотина, и о моем прозрении. Да, надо прятать чувство вины. Посыпать голову пеплом, это не в моих интересах.
— Ну хорошо, — вздохнул я, — терпеть не могу женских слез, поэтому перестань плакать. А еще лучше, приезжай ко мне, я тебя успокою.
То, что услышал в ответ, казалось невероятным. Клянусь, не поверил своим ушам.
— Роберт, я не приеду, — пропищала Светлана и снова горько-горько заплакала.
— Да почему ты плачешь, черт побери! — завопил я, приходя в ярость.
— Мне тебя жалко.
— Ах вот ты о чем, — смягчился я и принялся ее успокаивать. — Не горюй, ерунда. Этот юнец случайно нащупал то, над чем я бился всю жизнь. Я считал себя выше Эйнштейна, и бог меня наказал. А юнцу повезло. В науке иногда так бывает, но я не сдамся. Теперь жалею, что не остался до конца конференции и не прослушал все доклады. Но ничего, дождусь публикаций и тогда станет ясно…
— Роберт, родной, мы больше не увидимся.
— Да-да, конечно, дорогая, как хочешь, всем станет ясно, что рано меня списывать. То, что там изображал этот выскочка, этот сопляк, лишь начало проблемы, вершина айсберга. Я уверен, он сам не подозревает о чем идет речь…
— Роберт, ты не понял, я от тебя ухожу. Ты меня слышишь?
Я слышал только себя, я был в запале, что происходило всегда, когда речь заходила о моей работе.
— Да понял я, все понял, ты куда-то уходишь, но Света, это еще не все. Я уязвлен, но не думай, что сломлен. Я не бездарь и докажу это. Все брошу, отправлюсь в деревню и вот тогда, в тиши-уединении закончу свой труд. Вот тогда и посмотрим. Кстати, ты поедешь со мной в деревню?
Она вновь зарыдала:
— Роберт, прости меня, прости…
“Не поедет,” — с облегчением констатировал я и решил ее успокоить:
— Ну-у, не стоит так убиваться. Если ты не можешь, я отправлюсь один, а ты будешь меня навещать, привозить мне новости и продукты.
Она вдруг разозлилась:
— Роберт! Что ты за мужчина? От тебя даже уйти по-человечески не возможно! Битый час тебе твержу, что у меня другой, а ты даже слушать не хочешь. Так увлечен собой!
— Что-оо?!! Другой? Кто другой?
Светлана почему-то расхохоталась. Нервно и зло.
— У меня другой мужчина, болван. И пошел ты к черту со своими продуктами. Пускай их возит другая дура! Если такую найдешь!
И она бросила трубку. И, конечно же, телефон зазвонил опять.
— Бегу, мама, бегу!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13