— Боюсь, им может быть только один из твоих гостей: Шао, Чан или Лу. Нет, не возражай. У меня есть неопровержимые доказательства, что им мог быть только один из этих троих. Шафран скажет нам, кто. Хотя отец и укрыл лицо при ее посещении, уверен, что она узнает его по голосу или внешности.— Едва ли можно подозревать могильщика Лу, Ди. Какая женщина возьмет в любовники такого урода?— Ло, на твоем месте я не настаивал бы. Мать студента была порочной женщиной. Между прочим, ее семья приписывает это тому, что в нее вселился дух черной лисицы. Как бы там ни было, порочная и всегда неудовлетворенная женщина — ей было только шестнадцать, когда она вступила в генеральский дом, а ему под шестьдесят — вполне могла увлечься могильщиком из-за самого его уродства. К тому же он обладает властным, чрезвычайно сильным характером, и многих женщин такие люди притягивают. Во время вашей поэтической встречи попробуй выяснить, были ли Чан и могильщик здесь, в Чинхуа, во время суда над генералом Мо. Мы знаем, что академик служил в те годы начальником местного округа и находился в Чинхуа. Вызови, пожалуйста, домоправителя.Ло хлопнул в ладоши и отдал приказ мальчику-слуге. Судья Ди продолжал:— Мне бы также хотелось узнать, Ло, находился ли один из наших троих подозреваемых этой весной, когда Юлань была задержана в монастыре Белой Цапли, в Озерном уезде.— Почему ты хочешь это выяснить, Ди? — спросил удивленный коллега.— В деле Юлань власти также начали действовать после получения анонимного письма, написанного образованным человеком. А преступник во всяком случае предпочитает действовать одним и тем же способом. В деле о государственной измене генерала Мо обвинение было обоснованным, но, изобличая его, доносчик в то же время преследовал и свою цель — лишить генерала возможности выступить против него. Теперь, спустя восемнадцать лет, образованной господин мог снова прибегнуть к анонимному письму, чтобы донести о другом преступлении, а именно об убийстве служанки, снова преследуя какую-то свою цель. Отсюда вывод…Вошел домоправитель, и судья замолк.Взяв у Ло кисточку, Ди на обрывке бумаги написал имя и адрес скобяного торговца Хвана и имя Сун Ляна. Протягивая листок домоправителю, он сказал:— Завтра утром госпожа Хван подойдет к задней двери резиденции с визитной карточкой господина Сун Ляна. Его превосходительство желает, чтобы вы позаботились о ней и она получала бы здесь швейную работу.Когда домоправитель с почтительным поклоном удалился, Ло сердито спросил:— Ты сказал, господин Сун Лян? Кто это такой, черт возьми?— По правде говоря, это я сам.Он рассказал другу о своем посещении скобяного торговца и заметил:— Это порядочные люди, и у них нет детей. Предлагаю, чтобы Шафран после излечения поселилась у них. А теперь я отправляюсь вместе с твоим советником, чтобы забрать ее.Достав из кармана обе анонимки, он протянул их Ло:— Здесь писарские копии двух анонимных писем. Ты знаток стилистических оттенков. Пожалуйста, внимательно изучи оба письма и посмотри, нет ли примет того, что они написаны одной рукой. Спрячь их быстрее в рукав! Идет советник!Пока советник отвешивал низкий поклон, Ло сказал ему:— Као, хочу, чтобы ты сопровождал моего коллегу к кумирне Черного Лиса, у Южных ворот. Я принял решение. Расчисти этот пустырь и первым делом убери полоумную женщину, которая именует себя хранительницей кумирни.— Господин Као, мы отправимся вместе в официальном паланкине, — добавил судья. — Домашний лекарь и сиделка последуют за нами в закрытом паланкине, я слышал, что та женщина тяжело больна.Советник поклонился:— Сразу же этим займусь, сударь.И повернувшись к начальнику уезда, добавил:— Вышел мальчик-слуга академика, ваша честь, и передал, что его хозяин готов принять у себя гостей.— Мои стихи! — воскликнул Ло.Ди помог ему собрать разбросанные по всему столу бумаги. Проводив друга до второго двора, он отправился в присутствие один.Советник Као ждал его у ворот, рядом с большим официальным паланкином.— Сударь, — обратился он к судье. — Лекарь и сиделка в тех закрытых носилках.Пока паланкин проносили через монументальную арку ворот, Као рассуждал:— Можно бы превратить пустырь в общественный парк, сударь. Недопустимо, что прямо в городе есть место, где сосредоточено разное отребье. Вы согласны, сударь?— Да, конечно.— Надеюсь, сегодня утром вы нашли в архиве то, что искали?— Да.Заметив, что судья не склонен вести праздный разговор, советник Као замолчал. Но когда они проходили по улице Храма, все же не сдержался:— Вчера утром, сударь, я посетил могильщика Лу в храме в конце улицы. Мне потребовалось немало труда, чтобы убедить его принять приглашение его превосходительства. Могильщик уступил только после того, как я ему сказал, что вы также будете жить в резиденции.Судья Ди выпрямился.— Сказал ли он, почему?— Сударь, он упомянул о вашей известности как следователя. И что-то еще об интересном опыте, о лисах, если память меня не подводит.— Ясно. У вас есть хотя бы малейшее представление о том, что он мог иметь в виду?— Нет, сударь. Могильщик — загадочный человек. Вроде бы ему очень хотелось внушить мне, что он прибыл сюда лишь накануне ночью. Но… Небо! Почему мы здесь останавливаемся?Он выглянул.Старшина носильщиков подошел к окошку и доложил советнику:— Сударь, толпа перегораживает дорогу. Пожалуйста, подождите. Я приказал им расступиться.Судья Ди услышал глухой шум возбужденных голосов. Паланкин двинулся, но затем снова остановился. В окошко заглянул начальник стражи. Браво отсалютовав, он сказал Као:— Извините, сударь, но туда идти не стоит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49