У отца была легкая открытая, улыбка, она всегда успокаивала Норта и настраивала на беззаботный лад. Но только не сегодня. Отец держал в руках раскрытую газету и выбирал лошадей, чтоб сделать ставки.
– Похоже, твое барбекю подмочил дождь,– сказал Норт.
– Ты про то, что с неба чуток капает? С матерью разговаривал? – Сильный бруклинский акцент отца сегодня почему-то казался особенно заметным.
– Да.
Отец покачал головой и покрутил настройку маленького радиоприемника.
– Забавная штука – жизнь.
«С этим не поспоришь».
– Знаешь, кого я вчера видел? Паренька Билли Мида,– продолжал отец.
Норт его не знал.
– Да знаешь ты его. Эдди Мид. Его папаша жил рядом с монастырем Святого Альфонса на Яве. Мы вечно играли там – и в футбол, и в волейбол, и во всякие там прочие болы… Кричали монашкам: «Эй, сестричка! Кинь мячик обратно! Ну, пожа-а-алуйста, кинь мячик обратно!»
Норт хотел сказать, что это было до его рождения, но сейчас это не имело значения.
Отец отхлебнул глоток кофе, которое ему нельзя было пить, и проглотил бета-блокаторы. Потом сказал:
– Ну, нас была целая толпа. Считай, банда. Билли жил в такой многоэтажке для железнодорожников, на верхнем этаже. В одном квартале от Астрала и в одном квартале от Ист-Ривер. Чики жил на улице Дюпон. Шульци там, на Кингсленд-авеню, и это было круто, потому что мы все тогда ходили к Ральфи. Это был такой махонький магазинчик, просто дыра в стене, где продавали конфеты. Возле Нассау-авеню, рядом с пивной Джерки. Желейные конфеты по два цента и батончики «Дикси», потому что моя тогдашняя девчонка собирала их обертки с портретами кинозвезд.
Норт не имел ни малейшего представления, о чем рассказывал отец. Но это было не важно. Эти воспоминания были такими невинными по сравнению с его собственным кошмаром и, что подозрительно, никак не соотносились с темными пятнами на репутации отца, о которых говорила мать.
Может быть, с воспоминаниями всегда так?
«Можно выбирать те воспоминания, которые хочется помнить? »
– Знаешь, в доках тогда вообще непонятно что творилось.
«В пятидесятые».
– Грузовые корабли приходили к нам со всего мира. Мы ходили к кораблям, которые возили бананы, и выпрашивали бананы у грузчиков. А потом продавали их и просаживали все деньги на Игл-стрит, где тот старик держал велосипедный магазин. Он еще сдавал мотоциклы напрокат, по двадцать пять центов за час. Бери любой, какой хочешь. Мы с Билли всегда дрались за черный, потому что он был самый быстрый. А потом неслись наперегонки до дома Уолтерса, по Дриггз-авеню до угла улицы Леонарда. На втором этаже над Парк-инн был бар и ресторан. Его мать называла то место салуном и ворчала насчет всех женщин, которые туда ходили,– ну, ясное дело, мы поэтому вечно пялились из окон Уолтерса на это заведение.
Отец обвел кружком еще нескольких лошадей в газете, достал зажигалку и закурил сигарету, а потом снова стал крутить настройку радио, чтобы найти другую станцию.
Норт остро почувствовал отчужденность – история жизни этого человека, которого он называл отцом, была не его историей. Он как будто взял ее взаймы. Норт сказал:
– Я ничего про это не знаю.
Казалось, отец был всерьез озадачен этим замечанием.
– Да и откуда тебе знать? У нас у всех разные жизни, сынок.
«Иногда нет».
– Ну и что Эдди сказал? Как дела у его отца?
– Да, понимаешь, помер он. С полгода назад. Жуть какая-то.
– Он болел?
– Не, не болел. Эдди сказал, что Билли как-то раз вышел погулять с собакой. И там к нему пристал какой-то парень. Давай, говорит, бумажник. Билли не хотел проблем. Отдал ему бумажник. Пара сотен баксов там была, да. Парень говорит: ну, спасибочки. А потом, ни с того ни с сего, просто взял и резанул Билли по горлу. Вот здесь и здесь. Перерезал, понимаешь, горло. Ну, Билли и помер.
Норт выразил соболезнование – чего бы оно ни стоило.
– Сынок, я двадцать восемь лет отпахал на этой работе. Ты знаешь, как бывает. Некоторые люди просто рождаются такими. Это у них внутри заложено. Никто их такими не делает. Они рождаются злыми.
Норт кивнул.
«Да».
– Но это не оправдание. Они не должны так делать. У каждого есть выбор. Запомни это, сынок.
«Как можно сделать выбор, если не понимаешь разницы?»
Они слушали радио и шум дождя, барабанившего по двору. Отец откусил кусок булочки с сыром и запил кофе, которое пить ему было нельзя.
– Ты расстроился из-за этого парня.
– Да,– сказал Норт.
– Ладно. Как хочешь. Но только я тебе гарантирую, сынок: что бы этим парнем ни двигало, тебе и вполовину не так беспокойно, как ему сейчас.
Дом секретов

13.24
Проезжая по мосту через залив Ньютаун, между Грин-пойнтом и Вудсайдом, Норт видел на залитом струями дождя ветровом стекле сотни тысяч надгробий, под которыми лежали легионы гниющих трупов. Они стояли в карауле у Голгофы, маршировали через Новую Голгофу к горе Сион и дальше, их зловещие колонны тянулись от кладбища к кладбищу, миля за милей.
Что уложило их в землю? Старость? Судьба?
«У каждого есть выбор».
Он перестроился в другой ряд, приготовился свернуть. До дома было уже недалеко. Там можно будет принять душ, отмыть покрытые слоем грязи стены квартиры. Или ответить на звонок по сотовому телефону.
Норт выудил из кармана трубку, посмотрел, кто звонит, и переключился на громкую связь.
– Ну, как там похороны?
– Он не встал из гроба, да и вообще уже поздновато.
Мрачная шутка напарника немного взбодрила Норта.
– Я узнал как зовут человека на портрете, – сказал он. – Саваж. Это фамилия, имя неизвестно. Вероятно, он как-то связан с Колумбийским университетом.
– Опять Колумбийский университет?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110