— Господин, мне сходить за врачом? — спросил Куасиба, удивленно глядя на своего хозяина.
— Нет, — последовал краткий и сухой ответ.
Септимус Секст склонился над дядей, тот тяжело дышал, словно каждый раз собирал последние силы для вздоха. Старик с трудом открыл глаза и умоляюще посмотрел на племянника. Септимус сделал шаг назад, обернулся к рабам, столпившимся в дверях.
— Всем выйти, — приказал он.
Куасиба встретился со своим хозяином взглядом. Доли секунды он не мог оторвать глаз от окаменевшего, исполненного решимости лица, а потом обернулся к остальным.
— Чего встали?! Всем выйти! Назад!
Через несколько секунд коридор опустел. Возле Корнелиуса остались только Септимус Секст и Куасиба.
— Ты тоже уходи, — Септимус обернулся к Куасибе и тот увидел гнев.
Раб послушно удалился и встал у входа в коридор, который вел в покои Корнелиуса Агриппы, чтобы не пропустить никого, кто захочет проникнуть внутрь.
Оставшись один, Септимус сел на ложе Корнелиуса и некоторое время смотрел на того в задумчивости, потом сказал.
— Знаешь, дядя, много лет я представлял себе этот день, но ты жил так долго, что я уже перестал надеяться, что он когда-нибудь придет.
Старик перестал издавать хрипы, напрягшиеся мышцы шеи ясно демонстрировали, что Корнелиус внимательно слушает племянника.
— Я знаю, что это ты виноват в смерти моего отца. Я узнал об этом сразу, потому что твое имя отец написал собственной кровью на каменном полу. Этой надписи не нашли, потому что я ее уничтожил после того как обнаружил тела. Ты хочешь знать, почему я ничего тебе не сказал? Почему за столько лет ни разу не попытался отомстить? Я отвечу. Потому что знал, что однажды случится то, что происходит сейчас. У тебя сорвался тромб, один из тех безобразных синих узлов, что покрывают твои ноги. Скоро ты умрешь. И я хочу чтобы ты знал, в последние часы своей жизни, что ничего не добился убийством брата. Я сделал так, чтобы стать тебе необходимым. Ты присвоил все мое наследство, что ж — теперь оно снова сполна станет моим, ты хотел править через меня Республикой и ради этого сделал меня популярным среди граждан Рима, что ж — я буду править, но один, без тебя. Одного я тебе не простил и проклинаю тебя в предсмертный час, требуя у богов таких мучений для твоей души, каких не испытывал еще ни один убийца. Я не простил тебе смерти своей матери. Она вела дневник, один я знал, где мать его прятала от твоих любопытных глаз. Ты ведь преследовал ее… Ты думал, что я слишком мал и не запомню той ночи, когда ты изнасиловал ее. И потом, все время преследовал. Она писала, что ты угрожаешь жизни моего отца и моей, всех нас.
Я прочел этот дневник сотни раз — страницу за страницей.
Септимус положил ладонь на горло Корнелиуса и осторожно сжал. Лицо старика побагровело, он забил ногами, но предсмертный паралич уже лишил его возможности сопротивляться.
— Ты будешь умирать медленно, от страшной боли, тромб будет разрывать твое сердце, а моя рука лишать тебя воздуха в моменты приступов. От нехватки воздуха ты будешь чувствовать будто твои легкие разрываются, а глаза готовы вывалиться из орбит. И никто не обвинит меня в убийстве. Энергик вскроет твое дряхлое тело и найдет сгусток крови в сердце, после чего объявит сенату, что благородный патриций Корнелиус Агриппа умер своей смертью, но это будет неправда. Я убью тебя, я своей рукой лишу тебя жизни.
Тишину в спальне нарушали только еле слышные хрипы умирающего, лицо которого приобрело малиновый цвет, и казалось, что сосуды на висках старика вот-вот лопнут и кровь забрызгает все вокруг. Септимус Секст невозмутимо продолжал удесятерять мучения умирающего, то сжимая, то ослабляя хватку своих пальцев.
— Дайте мне пройти! Пустите! Септимус Секст! Я требую, чтобы ты вышел и говорил со мной! — снаружи раздались звуки борьбы. Секст вздрогнул, он узнал голос Юлии.
— Хозяин! — Куасиба не решился войти, поэтому кричал, чтобы Септимус мог его слышать. — Здесь ваша невеста! Дочь сенатора Квинта!
— Септимус Секст! Я все знаю! Я требую, чтобы ты говорил со мной!
Агония Корнелиуса близилась к концу. Септимус Секст отпустил его горло, старик два раза судорожно втянул воздух, а затем испустил дух. Тоненькие струйки густой, почти черной крови сбежали на подушку из его правой ноздри и уголка рта.
Септимус Секст встал и закрыл глаза умершему.
— Да отправится твоя душа в Аид для вечного страдания и забвения. Пусть мое проклятие утяжелит в сто крат твои муки.
— К сожалению, я вижу, что тебя привел ко мне не любовный пыл, — сказал Септимус Секст Юлии, выходя из покоев Корнелиуса. — Куасиба, скажи рабам, чтобы они позаботились о теле, и пошли за Энергиком, можно объявить на Форуме, что патриций Корнелиус Агриппа — умер.
— Я… — Юлия смешалась, не зная теперь, с чего ей начать. — Мы должны поговорить.
— Да, любовь моя, — Септимус протянул ей руку и хотел привлечь к себе для поцелуя, но девушка вырвалась с такой силой, что оцарапала внутреннюю поверхность ладони Секста. — Хорошо, идем в сад.
Септимус привел Юлию в зеленую беседку. Дикий виноград так густо оплел каркас, что свет уже почти не проникал внутрь.
Септимус сел в плетеное кресло, жестом приглашая Юлию расположиться в таком же, стоявшем напротив. Девушка села.
— Я все знаю, мать рассказал мне, — сказала она Септимусу. — Я была в Фесалийской долине.
— И что, боги благословили наш брак?
— Я все знаю! — Юлия крикнула, ей казалось, что Секст ее не слышит. Неожиданно он показался ей чудовищем. Лицо, которое раньше представлялось ей мужественным и прекрасным, сейчас походило на лик Минотавра.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59