Она вздохнула и окинула взглядом толпу гуляющих.
– Я думаю, что больше всего мне нравится уважительное отношение к герцогине. Мне никогда больше не придется терпеть высокомерного отношения к себе со стороны мисс Браун. Она этого не посмеет. – Но тут мисс Лэнгли сообразила, что слишком уж разоткровенничалась, и закончила обсуждение темы так, как можно ожидать от настоящей герцогини: наклонив голову, она спрятала от него лицо под полями шляпки.
Он был вынужден признать, что это было сделано великолепно и сразу же достигло цели.
– Извините, если я сказал что-нибудь обидное, – произнес он.
– Не в этом дело, – ответила она. – Просто негоже ливрейному лакею и леди дружески болтать на глазах у всех. Мне приходится беречь свою репутацию.
Тэтчер наклонился и заглянул под поля шляпки.
– Это одно из правил мисс Браун или ваше?
– Это правило мисс Эмери, – сказала мисс Лэнгли. – Она была нашей учительницей в Бате и всегда говорила: «Леди никогда не должна допускать фамильярности с людьми ниже ее по положению».
«Ниже ее по положению?»
– Так вы считаете меня человеком более низкого положения по сравнению с вами?
Ответ из-под полей голубой шляпки раздался не сразу, но наконец она выглянула и, глядя на него снизу вверх, произнесла:
– Нет.
Столь откровенный ответ его озадачил.
– Но почему? Я как-никак ваш слуга.
– Мне кажется, что вы нанялись в услужение под давлением обстоятельств. Ведь вы были в армии? И сражались на полуострове, не так ли?
Он кивнул.
– И вам приходилось участвовать в битвах?
Он зажмурил глаза. Это непроизвольно случалось всякий раз, когда речь заходила о сражениях. Сьюдад-Родриго, Бадахос, Саламанка. Эти воспоминания любого могли свести с ума.
– Да, мне приходилось бывать на поле боя.
– Холлиндрейк однажды написал мне, что человек, который сражался за правое дело, более благороден, чем просто джентльмен. То, что вам пришлось повидать, и то, что вы делали, способно тронуть даже самые черствые сердца. И поскольку вы здесь, целы и невредимы, я должна сделать вывод, что вы отважный и благородный человек, а поэтому едва ли можете считаться ниже меня, хотя вы всего лишь лакей.
Она повернулась, услышав звонкий смех сестры, и стала наблюдать, как эта троица весело качается на качелях.
Тэтчер же глядел на девушку, стоящую рядом с ним. Всякий раз, когда ему начинало казаться, что он ее знает как помешанную на замужестве мисс, ему вдруг открывалась какая-то другая ее яркая грань, и это совершенно сбивало его с толку.
Тем более что она неожиданно процитировала его дедушку. Неужели этот старый чудак писал ей такое? «Люди, которые сражались за правое дело, более благородны, чем просто джентльмены». Возможно, она неправильно поняла то, что он написал, потому что сомнительно, что его дедушка, который с презрением относился к любому, у кого не было внушительной земельной собственности или длинной родословной, мог высказывать такое мнение относительно военных.
– Вам следовало бы покачаться на качелях вместе с сестрой, – сказал он, прервав молчание. – Это доставляет удовольствие.
– А вы когда-нибудь бывали на зимних ярмарках? – спросила вдруг она.
Он усмехнулся:
– Конечно. Например, в семьсот девяносто пятом году. Я был тогда подростком…
Он почти сразу же заметил, что она мысленно вычисляет его возраст. Черт побери, если он будет продолжать так же неосторожно выбалтывать сведения о себе, она без труда догадается, кто он такой.
– Скольких лет? – подсказала она, старательно скрывая любопытство, звучавшее в ее вопросе.
– Скажем так: парнишкой достаточно большим, чтобы напрашиваться на всякие неприятности.
– Кто бы сомневался, – сказала она, смерив его взглядом с головы до пят. – Ярмарка в то время была похожа на нынешнюю? – спросила она, обводя широким жестом балаганы, импровизированные выступления на открытом воздухе, а также каток, тщательно очищенный от снега.
Он кивнул.
– А еще здесь был зверинец. Я помню, как на Темзу вывели слона, чтобы убедиться в крепости льда. – Он рассмеялся своим воспоминаниям и ее потрясенному выражению лица. – Я бывал здесь каждый день, потому что научился в палатке неподалеку отсюда играть в кости. – Он указал па павильон справа от них.
– Только не рассказывайте об этом Талли, – предупредила Фелисити. – Ей непременно захочется тоже научиться.
– Не думаю, что ей это захочется, когда она узнает, что я проиграл тогда свою единственную пару коньков.
– Значит, хорошо, что вы рано получили такой урок.
– Какой урок? – удивился он.
– Проиграли коньки. Уверена, что тогда вы поняли, как опасно поддаваться азарту, – сказала она. – Наверное, после этого вы никогда больше не играли в азартные игры?
– Нет, что вы! Никогда.
Она печально покачала головой, потом спросила:
– Вы хорошо умели это делать?
– Играть в кости?
– Нет. Думаю, на этот вопрос я знаю ответ. Я хотела спросить, хорошо ли вы катаетесь на коньках. – Кивком она указала на каток, где, взявшись за руки, скользила по льду немолодая пара.
– Хорошо ли я катаюсь на коньках? Как вам сказать… Да, я хорошо катался, но не делал этого многие годы. В Испании для этого просто не было возможностей. – Он тоже стал наблюдать за пожилой парой. – А вы катаетесь?
– О да! – возбужденно, однако с некоторой грустью сказала она. – Мы три года жили с отцом в России и каждую зиму катались на коньках сколько душе угодно.
– Отец сам ходил с вами на каток? – с самым невинным видом спросил он.
Она покачала головой:
– Конечно, нет! У папы были обязанности при дворе. Наш лакей… – Она прищурилась и взглянула на него.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97