Потом поостыли... Счастье было недолгим, появи-
лись новые боги, все начали спешно вооружаться...
Комната неожиданно поплыла. Чтобы удержать ее, Ольга судорожно
схватилась за Женечкино колено - иначе бы рухнула с грохотом.
Лаврентьев вздрогнул, поднял припухшие веки.
- Чего тебе?
- Извините, я случайно,- сипло произнесла Ольга.
- Иди спать!
Она поспешно встала, отодвинула стул. Коптилка мигала, высасывая
последний керосин.
- Черт, из Москвы должны позвонить. Этот...
- Там уже все спят. Давно...
- Должен позвонить этот... чтоб язык у него сгнил... Ч-чемоданов! -
Он покосился на короткую юбчонку Ольги. Какого черта так вырядилась?
- Жарко,- произнесла она заранее приготовленный ответ и почувство-
вала, как по обнаженным ногам пробежал холодок. "Дура набитая. Только
это ему сейчас и надо!"
Скрипнула дверь, появилась голова в очках, за ней проскользнул и
сам хирург Костя по кличке Разночинец. Он молча подошел к Лаврентьеву,
слегка пошатнулся, его очки тревожно блеснули. Костя стал неторопливо
раскладывать на столе различные вещички: зеркальную коробочку со шпри-
цем, пузырек, ватку; потом он задрал у клиента рукав и, прыснув из иг-
лы в небо, воткнул оную в руку. Так же бессловесно Разночинец собрал
эти почти культовые предметы и уже направился к двери, когда лавренть-
евский голос его остановил:
- Ты опять пьян. Посадил бы тебя на губу, но сейчас это было бы
слишком экстравагантно. Спирт остался?
- Принести?
- Не надо. Докладывай.
- Принял роды. Мальчик.
- Хорошо. Это к войне.
- Заштопал трех аборигенов.
Лаврентьев задумался. Костя решил, что самое время улизнуть: впрыс-
нутое начнет рассасываться, шефу станет хорошо, в прогалинах черепной
коробки н отчетливо и свежо, потом начнется энергетический позыв к
действию; а ведь ему, Костику-Разночинцу, очень хотелось спать. Уйти,
прихватив оставленный за дверью еще теплый от солнца автомат 5,45 ка-
либра, пуля н гуляка-телорванка. Он, хирург, нетеплокровное животное,
и то ужаснулся до рвоты, когда впервые увидел, что натворил этот заос-
тренный кусочек тускло-желтого цвета.
Костя осторожно попятился к двери, но Лаврентьев снова остановил:
- Садись, будешь писать.
Костя обреченно сел, снял очки, стал протирать глаза, потом стекла.
Закончив, придвинул большую книгу с разлинованными синими листами: в
ней что-то учитывалось.
- Сегодня на этом столе лежали три миллиона рублей и два золотых
слитка. Очень приличных. Они хотели, чтобы я продал им три танка.
- А кто это был? - испуганно спросила Ольга.
- Не перебивай! - сверкнул белками глаз Лаврентьев. И один из них,
Салатсуп или Супсалат, выложил на стол гранату и сказал, что подорвет
меня на хер и всех их троих заодно, если я не уступлю. Но (это, Кос-
тик, выдели толстыми буквами) гвардии подполковник Лаврентьев в сло-
жившейся экстремальной ситуации не дрогнул, проявил хладнокровие и во-
инскую смекалку, уверенно и четко послав представителей Нацфронта
на... Что они незамедлительно и исполнили. Жертв и разрушений нет...
Этого же дня была обстреляна машина, направлявшаяся во второй караул.
Ранен в руку офицер Скоков. Напролет...
Ольга вышла, Лаврентьев переместился за стол, на котором находились
папка с приказами, стакан с потекшими ручками, сломанными карандашами,
а также обрезанная под основание снарядная гильза, которая служила пе-
пельницей. Рядом матово отсвечивал тяжелый черный телефон, который бо-
лезненно вздрагивал от неурочных звонков,- сейчас забывшийся в корот-
ком полусне, но все еще переполненный чьими-то голосами, криками, ма-
том, треском, хрипом...
Лаврентьев вдруг испытал желание поднять трубку, выйти на "Рубин" -
в столицу Федерации, пока еще была телефонная связь, и от души наха-
мить какому-нибудь заспанному дежурному генералу в штанах с примявши-
мися лампасами, ошарашить убийственной "прямой речью", чтоб у того ко-
ленки подкосились, чтоб поразить в душу, неожиданно, как плевком из
унитаза... "Товарищ генерал, тут такие дела, короче, кофе закончился!
Что-что?.. Сам-то небось пьешь сейчас? А ежели не пришлете, будем на
танки менять! Чего-чего?.. Знамо дело - на кофе! А, уже проснулся, го-
лубчик! Что это я такое позволяю себе и кто я таков? Да, так точно,
командир 113-го полка, нос до потолка. Нет, я вполне нормален. Где мой
заместитель? Повез личный состав полка на Черное море - купаться. А я
тут один, самолично... Ну, ладно, покедова. Столице привет, товарищ
генерал. Да ты не огорчайся, я понимаю, надо ж, угораздило, прямо на
твое дежурство такие звоночки. А ты не докладывай. Ну, ладно, давай,
будь здоров, смотри там, чтоб все по уставу, не маленький, генерал все
же!"
Лаврентьев обожал московских генералов. Паркетные тихони Генштаба,
они на оперативных телефонных просторах превращались в величавых пол-
ководцев, лучезарных и мудрых наставников, суровых и требовательных
радетелей за державу. В последнее время они все чаще обрушивались на
Лаврентьева массой звонков. Но повышенное внимание выражалось не в ма-
териальной помощи, а во множестве указаний, которые он получал по всем
аспектам жизни и службы; Лаврентьев также отвечал на всевозможные, по
большей части странные, вопросы, и его ответы, вероятней всего, затем
использовались как составляющая мякоть для докладных записок, всяких
там справок и отчетов...
Вряд ли кого интересовало, какие горячечные видения тревожили Лав-
рентьева. В его ногах молча стояли трое крепколобых мужчин, напоминая
своим безучастным видом консилиум, на котором никто не отважится про-
изнести вслух роковой диагноз, чтоб затем приступить к развязке.
1 2 3 4 5 6 7