А ведь он, Мишель Гиро, в театре больше, чем начальник. В «Варьете» он – царь и бог.– Мне очень жаль, но вспомнить более нечего! – процедил он и указал настырному либреттисту на дверь.Надо же иметь чувство меры и соблюдать субординацию. Господин директор занят более насущными делами, чем разговоры с молодым писакой!Гастон Леду выскользнул за дверь. Какая муха укусила милейшего Гиро? Чего он вдруг взъелся, да еще и указал на дверь? Хотя, может быть, Гастон и чует разгадку. Директор «Варьете» всегда гордился тем, что знает подноготную тех, кто когда-либо переступал порог его театра. А тут вдруг ни адреса, ни даже имени! Вот вам и уязвленная гордость…Но ему-то, Гастону, что делать? Жизнь разъезжается по швам – и не сошьешь, ни склеишь. И надо же было случиться такому! Всю неделю перед премьерой «Ночной бабочки» либреттист сидел дома – корпел над текстом новой оперетты. Композитор Шарль Лекок попросил его сочинить текст на сюжет, который согласен был взять к постановке театр «Буфф-Паризьен».Гастон взялся за работу с энтузиазмом. Он был рад отнести свое творение в новый театр, а не в «Варьете». Ведь тот, заключив договор с Несравненной, просто поставил Леду в известность, что некая дама из высшего света сама желает переделать его пьеску для нового спектакля. Гастон даже хотел разругаться с «Варьете», но… Ему принесли договор, уже подписанный директором Гиро, на сумму вдвое превышающую его обычную ставку. Леду вздохнул и подписал договор – за такие деньги капризная дамочка из высшего света может переделать его пьесу, как ей заблагорассудится.Но за работу с Лекоком либреттист взялся с удвоенным энтузиазмом. Очень уж хотелось увидеть удивленную физиономию папаши Гиро, когда тот поймет, что другой театр переманил его лучшего либреттиста!Так что Гастон дни напролет марал бумагу, сочиняя новые куплеты, арии, сцены. Но надо же случиться, что именно в этот день он решил хоть немного отдохнуть и отправился в кабачок «Зеленая утка». Посидел с друзьями, неспешно потягивая сидр и разглядывая красоток, которые уже с утра предлагали посетителям свои поношенные прелести.Девицы Гастона не вдохновили, и он вернулся домой почти трезвым. И что же узнал? Оказывается, в его отсутствие пожаловал курьер из театра с просьбой взять у господина сочинителя еще один экземпляр той самой пьесы, по которой была написана «Ночная бабочка». Будто бы Несравненная захотела еще что-то согласовать с оригиналом. И олух-слуга Гастона отдал посыльному экземпляр, собственноручно переписанный от руки автором. Другого не нашел! Да как же можно отдавать кому бы то ни было оригинал?!Гастон кинулся в театр, но там никто ничего не знал. Актеры подняли его на смех:– Тебе жалко бумаги? Или ты думаешь, что рукопись, написанная твоей рукой, будет цениться, как рукопись великого Гюго?Хорошо им шутить! А на той рукописи был самый нужный для Гастона адрес на свете. Год назад одна русская мадемуазель с грозным именем Барбара записала для Гастона свой адрес в Москве. Либреттист все размышлял: то ли послать в далекий город письмо, то ли осмелиться и приехать самому. Конечно, ехать в заснеженную страну страшно, но ведь, говорят; и на территории вечной мерзлоты люди живут…Ax, какая забавная была русская мадемуазель! Все встрепанная, как воробушек, лицо в веснушках, будто в пятнышках краски. По-французски почти не говорила. Гастон показал ей свою книгу стихов, а она нос отворотила еще и закачала головой: мол, подумаешь, какое дело стихи – да каждый может марать бумагу! Леду тогда пришел в недоумение: в Париже поэт – фигура романтическая, его все девушки обожают. Да видно, в России не любят поэтов.Когда насмешливая Барбара укатила в далекую Москву, Леду еще раз перечитал свои стихи и сознался самому себе – не Расин, не Корнель, и даже не ранние вдохновенные опусы Виктора Гюго. Может, и права была русская мадемуазель, когда воротила нос от его литературной стряпни?Словом, книгу стихов Гастон взял да и выбросил. Хотел выбросить и адрес Барбары, записанный на обратной стороне рукописи его новой пьесы, но не смог. Думал, что делать, маялся в нерешительности. И вот дождался – рукопись пропала, а с ней и последняя надежда найти русскую Барбару.Гастон потом спрашивал у посыльного, кому тот отдал рукопись. Посыльный сказал, что оставил бумаги швейцару на служебном входе. Швейцар же отдал рукопись другому посыльному, которого прислала Несравненная.Но где теперь искать эту самую Несравненную?! Никто не знает, даже всезнающий директор Гиро. И никакой зацепки!..– Месье Гастон!Леду повертел головой и увидел Люсиль, юную цветочницу, которая торгует у театрального входа. Днем покупателей немного, обычно все надежды на вечерние сборы, когда публика приходит в «Варьете». Но сейчас театр закрыт – в связи со скандалом зрители отказались его посещать. Для Люсиль это вообще катастрофа, тем паче в конце зимы. Она в такую пору торгует оранжерейными цветами, а те дороги, и имеют низкий спрос.Но сегодня Люсиль вообще без своей традиционной корзинки. Интересно, на что бедная девушка живет?– Я была в кассе, месье Гастон, там мне выплатили аванс – теперь буду мыть полы в фойе, пока театр снова не откроется, – улыбнулась девушка. – Но, простите, я слышала, как вы спрашивали о Несравненной.– Ты подслушивала наш разговор с директором? – притворно возмутился Леду.– Нет, месье Гастон, просто вы слишком громко говорили! – лукаво прощебетала Люсиль и улыбнулась еще призывнее. – А ведь я кое-что знаю!– Так скажи!– А что мне будет за это?– Я свожу тебя в кафе.– Замечательно! А потом мы можем пойти ко мне!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75