Соблаговолите подняться и пересесть на переднее сиденье.
— Невероятно! — пробормотала королева.
— Сударь! — возвысил голос король.
— Прошу не спорить… Вставайте, вставайте, сударыня, и уступите мне место.
Мадам Елизавета встала и уступила место, сделав брату и невестке знак не возмущаться.
А тем временем г-н де Латур-Мобур сбежал и, подойдя к кабриолету, с куда большей галантностью, нежели это сделал Петион, обращаясь к королю и королеве, попросил у сидящих в ней дам позволить ему ехать с ними.
Барнав стоял, не решаясь сесть в берлину, в которой уже и без того теснилось семь человек.
— Барнав, а вы что не садитесь? — удивился Петион.
— Но куда? — в некотором смущении спросил Барнав.
— Не желаете ли, сударь, на мое место? — ядовито осведомилась королева.
— Благодарю вас, сударыня, — ответил уязвленный Барнав, — меня вполне устроит переднее сиденье.
Почти одновременно принцесса Елизавета притянула к себе королевскую дочь, а королева посадила на колени дофина.
Таким образом, место на переднем сиденье освободилось, и Барнав расположился напротив королевы, почти упираясь коленями в ее колени.
— Пошел! — крикнул Петион, не подумав даже спросить позволения у королевы.
И карета тронулась под крики: «Да здравствует Национальное собрание!»
Таким образом в королевскую карету в лице Барнава и Петиона влез народ.
Ну а что касается прав на это, он их получил четырнадцатого июля, а также пятого и шестого октября.
На некоторое время наступило молчание, и все, за исключением Петиона, замкнувшегося в торжественной суровости и казавшегося безразличным ко всему, принялись изучать друг друга.
Да будет позволено нам сказать несколько слов о новых действующих лицах, которых мы только что вывели на сцену.
У тридцатидвухлетнего Жерома Петиона де Вильнева были резкие черты лица, и главное его достоинство заключалось в экзальтированности, четкости и осознанности своих политических принципов. Он родился в Шартре, стал там адвокатом и в 1789 году был послан в Париж как депутат Национального собрания. Ему предстояло еще стать мэром Парижа, насладиться популярностью, которая затмит популярность Байи и Лафайета, и погибнуть в ландах близ Бордо, причем труп его будет растерзан волками. Друзья называли его добродетельным Петионом. Во Франции он и Камил Демулен были республиканцами задолго до всех остальных.
Пьер Жозеф Мари Барнав родился в Гренобле, ему только-только исполнилось тридцать; делегированный в Национальное собрание, он разом добился большой известности и популярности, начав борьбу с Мирабо, когда слава и популярность депутата Экса пошла на убыль. Все, кто был врагом великого оратора, а Мирабо удостоился привилегии всякого выдающегося человека иметь в качестве врагов все посредственности, так вот, все враги Мирабо сделались друзьями Барнава, поддерживали его, подстрекали и возвеличивали в бурных словесных схватках, сопровождавших последний период жизни прославленного трибуна. Итак, это был — мы имеем в виду Барнава — молодой человек, которому, как мы уже говорили, только-только исполнилось тридцать, но выглядевший лет на двадцать пять, с красивыми голубыми глазами, крупным ртом, вздернутым носом и резким голосом. Впрочем, выглядел он довольно элегантно; задира и дуэлянт, Барнав смахивал на молодого офицера в партикулярном платье. С виду он казался сухим, холодным и недоброжелательным. Впрочем, на самом деле он был лучше, чем можно было судить по внешности.
Принадлежал он к партии конституционных роялистов.
Только он стал усаживаться на переднее сиденье, как Людовик XVI произнес:
— Господа, первым делом я хочу вам заявить, что в мои намерения никогда не входило покинуть королевство.
Барнав замер и уставился на короля.
— Это правда, государь? — спросил он. — В таком случае вот заявление, которое спасет Францию!
И он уселся.
И тут нечто небывалое произошло между этим буржуа, выходцем из маленького провинциального городка, и женщиной, разделяющей один из самых великих престолов в мире.
Оба они попытались читать в сердце друг у друга — не как политические противники, желающие обнаружить там государственные секреты, но как мужчина и женщина, жаждущие открыть любовные тайны.
Откуда в сердце Барнава проникло чувство, которое он ощутил, после того как в течение нескольких минут изучал Марию Антуанетту, сверля ее взглядом?
Сейчас мы объясним и извлечем на дневной свет одну из тех заметок сердца, что принадлежат к тайным легендам истории и в дни великих судьбоносных решений оказываются на ее весах тяжелее, чем толстый том с перечнем официальных деяний.
Барнав претендовал во всем быть преемником и наследником Мирабо и внутренне был убежден, что уже стал таковым, заменив великого трибуна.
Однако существовал еще один пункт.
По общему мнению — а мы знаем, что так оно и было, — Мирабо удостоился доверия и благосклонности королевы. За той единственной беседой в замке Сен-Клу, которой он добился для переговоров, воспоследовала целая серия тайных аудиенций, и во время них самонадеянность Мирабо граничила с дерзостью, а снисходительность королевы со слабостью. В ту эпоху в моде было не только клеветать на несчастную Марию Антуанетту, но и верить в клевету.
Барнав же домогался во всем наследовать Мирабо, поэтому он рьяно стал добиваться, чтобы его включили в число трех комиссаров, посылаемых встречать короля.
Он добился этого и отправился в путь с уверенностью человека, знающего, что если у него не хватит таланта заставить полюбить себя, то в любом случае достанет силы, чтобы заставить ненавидеть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37