они ведь не хотят моей смерти и, когда узнают о такой предосторожности, задумаются не раз, прежде чем совершить злодеяние.
Предлог, чтобы не принимать г-жу де Суасон, был найден так быстро потому, что тем же утром вопрос о ее предстоящем визите обсуждали на совете. Король, не теряя времени, сообщил о своем решении графу фон Мансфельду, после чего, как мы уже видели, направился к королеве.
Карл II полагал, что с этим делом покончено и опасность миновала. На следующий день, в ту минуту, когда он после утренней мессы собирался вместе с королевой отправиться в монастырь урсулинок, пришел граф фон Мансфельд; несмотря на отказ короля принять его, он продолжал требовать встречи с таким упорством, что мягкий по натуре монарх не нашел в себе сил настоять на своем.
Войдя, граф спросил короля чуть ли не с угрозой, прорывавшейся сквозь бесконечные знаки уважения, какова причина оскорбления, которое было нанесено особе, рекомендованной его повелителем, и почему графиня Суасонская не удостоилась чести приветствовать их величества, как они обещали.
В свое оправдание король привел вышеупомянутый довод; граф не перебивал его, но затем ответил, что при всем желании не может поверить в подобную сказку. Это была такая неслыханная дерзость, что Карл II сначала даже не понял посла. Он воспринял слово «сказка» как простое отрицание, а не уличение во лжи. Граф не успокаивался, заявив, что знает, каковы истинные причины отказа, и что на этом дело не кончится, он расценивает знак неуважения со стороны короля как разрыв отношений между государствами.
— Так мне приказано сообщить вам, — добавил граф.
— Что ж, сударь, будем воевать! — заявил король с решительностью, какой за ним никогда еще не наблюдалось. — Объявленная война чаще всего менее опасна, чем . предательство.
— Что это значит, государь? — воскликнул порывистый немец, чья национальная и дипломатическая невозмутимость сменилась неудержимой заносчивостью. — Следует ли понимать ваши слова буквально?
— Господин посол, в своем доме повелеваю все же я и поэтому буду принимать в нем того, кого захочу; я не потерплю, чтобы кто-то устанавливал здесь свои порядки. Клянусь в этом и прошу вас запомнить мои слова.
Граф не верил своим ушам, он не догадывался, в чем причина такой смелости, и все еще искал ответа на этот вопрос, тогда как король продолжал:
— Госпожа графиня Суасонская может остаться в Мадриде или поселиться в Испании там, где ей угодно, я нисколько не возражаю; но принимать ее я не стану, и главное — она не увидит королеву. О причинах, заставивших меня так поступить, я дам отчет непосредственно императору. А теперь, сударь, оставьте меня и не врывайтесь больше в дверь моего кабинета по таким поводам.
Послу пришлось уйти, но в какой ярости! И разумеется, именно королева оказалась виновной в том, о чем она даже не подозревала! Нареканий на нее становилось все больше. В отличие от посла, г-жа де Суасон не поддавалась унынию.
— Не беспокойтесь, — сказала она графу, — я беру все на себя и через неделю стану распоряжаться при мадридском дворе не хуже короля.
— Но каким образом?..
— Это моя тайна, только не мешайте, господин граф. Положитесь на меня.
Госпожа де Суасон была искушена в интригах, и граф фон Мансфельд позволил ей делать то, что она задумала.
На следующий день королева получила письмо такого содержания:
«Ваше высочество!
В человеческой жизни наступает возраст, когда живешь только прошлым, особенно если это прошлое было прекрасным, а настоящее уныло. Я покинула Францию, став жертвой клеветы, потеряла всех своих друзей, с которыми могла бы вспоминать о прошлом. Я приехала в Испанию только для того, чтобы увидеть Вас, Ваше Величество, дочь великой принцессы, рядом с которой прошла моя молодость: она удостоила меня своей дружбы, и я, увы. видела, как она умирает! Незадолго до своей смерти Ваша матушка вручила мне одну вещь на хранение; эта вещь и теперь у меня, но передать ее я могу только Вам. Мне известна дочерняя преданность Вашего Величества, и я убеждена, что Ваше сердце, столь напоминающее сердце Вашей достославной матушки, с радостью примет это последнее свидетельство ее материнской заботы.
Умоляю Ваше Величество не воздвигать между нами преграду пустого этикета; я не притязаю ни на какие почести, мне они не нужны, и не хочу появляться при дворе; малая лестница для горничных — лучшая дорожка к дружбе, если Ваше Величество позволит употребить это слово. Моя семья обязана всем Вашему славному роду, мои дядя был самым преданным его слугой; признательность и верность диктуют мне необходимость броситься к Вашим ногам. Жду Ваших приказаний и сочту одним из прекраснейших в моей жизни тот миг, когда мне будет позволено предстать перед Вами, чтобы выразить Вам мое величайшее почтение.
Графиня Суасонская».
Прочитав письмо, Мария Луиза почувствовала, что все ее предубеждения рассеялись. К ней обращались от имени ее матери, к тому же графиня была несчастна и, возможно, оклеветана. Подозрений Мадам при французском дворе не избежал никто, она ведь не любила французов. В том, кто не был немцем, она не видела никаких достоинств. С особой неприязнью Мадам относилась к женщинам, уличенным в кокетстве, и главное — в кокетстве с королем. Графиня Суасонская была из их числа. Королева считала, что к людям надо проявлять снисходительность, и прежде всего к тем из них, кто страдал. Вместе с тем у нее будет возможность — а она так долго была лишена ее! — поговорить о Франции, о придворной жизни с женщиной, игравшей в ней немалую роль.
Поразмыслив как следует, королева в конце концов решила упросить короля, чтобы он разрешил ей принять графиню.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165