«Милое, родное дитя, я не вправе причинять Вам горе, не сумев сделать Вас счастливой. Я не покончу с собой, как бы плохо мне ни было, потому что самоубийство — это преступление. Но я готов обещать одно: прежде чем Вам исполнится двадцать лет, человек, которого Вы полюбите, сможет стать вашим супругом.
Де Монтиньи».
— И у вас не хватило духу его удержать? — вскричал я в порыве восхищения этим человеком.
— Меня уже не было в Жювиньи, и я больше не принадлежала себе: меня отправили в монастырь урсулинок в Берне.
— О! — прошептал я. — Вы оказались во власти священника, да хранит вас Бог!
— Да, Бог хранил меня, — ответила г-жа де Шамбле.
— Простите, что я перебил вас, — сказал я, — продолжайте же, продолжайте.

XXIII

— На следующий день после отъезда госпожи де Жювиньи в Париж я получила от нее письмо, в котором она говорила, что после скандала, случившегося из-за моей глупости, мне лучше всего стать послушницей в монастыре урсулинок в Берне.
Мачеха собиралась уехать в Италию вместе со своей сестрой и ее мужем на год-два, а возможно, и больше. В случае смерти господина де Монтиньи, что было маловероятно, так как ему лишь недавно исполнилось тридцать два года, мне предоставлялось право постричься в монахини, снова выйти замуж или ждать своего совершеннолетия.
Госпожа де Жювиньи поручила аббату Морену опекать меня во время ее отсутствия.
Я показала Зое письмо, где она уведомляла его об этом. Я могла довериться лишь молочной сестре, так как моя добрая старая Жозефина всецело находилась под влиянием аббата Морена, и всякий раз, когда я была готова восстать против него, мне было заранее понятно, что рассчитывать на ее содействие в борьбе со священником нельзя.
Зоя прочла письмо. При кажущемся легкомыслии это очень справедливый человек и, главное, у нее чрезвычайно решительный характер. Она не раз давала мне полезные советы и оказывала важную поддержку.
Зоя немного подумала и сказала:
«Бедная Эдмея, тебе следует выбрать одно из двух: либо последовать совету твоей мачехи, либо немедленно отправить меня в усадьбу господина де Монтиньи, чтобы я привезла его сюда.
«Что ты предлагаешь мне сделать, Зоя?» — воскликнула я.
«Я предлагаю тебе не отказываться от своего счастья».
«Я никогда не осмелюсь снова встретиться с господином де Монтиньи, да он и сам не захочет меня видеть».
«Я думаю, что он готов приползти в твою комнату на коленях».
«Нет, нет, никогда! — глухо пробормотала я. — Это невозможно, ведь аббат Морен говорит, что тогда мне грозит проклятие…»
«Да простит Господь аббата Морена за то зло, что он сделал, но я сомневаюсь, что милосердный Бог его простит, так как это будет уже не милосердие, а несправедливость. Я спрашиваю в последний раз: ты хочешь, чтобы я сходила за господином де Монтиньи?»
«Нет, я уже тебе сказала».
«Если я отправлюсь к нему без твоего ведома, ты меня простишь?»
«Нет, Зоя, не делай этого — если я его снова увижу, то не побегу к лестнице, а выброшусь в окно».
«В таком случае давай последуем совету твоей мачехи и выберем монастырь».
«Ты говоришь, выберем монастырь?»
«Конечно, если ты уйдешь в монастырь, я последую за тобой».
«О! С тобой, Зоя, я отправилась бы туда не раздумывая, но…»
«Но что?»
«Он не позволит тебе последовать за мной».
«Кто не позволит?»
«Он».
«Кто именно?»
«Аббат Морен».
«Не волнуйся, я об этом позабочусь».
Я покачала головой.
«Ну-ка, посмотри мне в глаза, — сказала Зоя. — Почему ты думаешь, что аббат Морен не позволит мне отправиться с тобой в монастырь?»
«Я не знаю, — ответила я, — но тебе известно, что я обладаю способностью кое-что предвидеть. Так вот, я уверена, что он этому воспротивится».
«О да, даже наверняка», — согласилась Зоя.
«Ну, и что же ты тогда будешь делать?»
«Я последую за тобой вопреки его воле».
«Вопреки его воле! Неужели тебе удастся попасть в монастырь без его согласия?»
«Он согласится, хотя и с тяжелым сердцем».
«В таком случае, милая Зоя, раздумывать больше нечего. Едем в Берне!»
«О, не надо так спешить — в монастыре не слишком веселая жизнь».
«А что, здесь у меня очень веселая жизнь?»
«Конечно, нет, но разве из-за этого нужно бросаться в пропасть очертя голову?»
И тут в дверь постучали. Хотя я уже выздоровела и даже начала гулять по парку, всем было наказано обращаться со мной крайне бережно и не входить ко мне без стука.
Зоя открыла дверь; кто-то из слуг, оставшихся в усадьбе, пришел сообщить, что девушку просят зайти к ее матушке по важному делу.
Моя молочная сестра заставила слугу повторить это дважды.
«Меня — по важному делу? — вскричала она со смехом. — Ты слышишь, Эдмея? Мадемуазель Зою просят зайти к ее достопочтенной матушке по важному делу».
Затем, обращаясь к слуге, она сказала:
«Передайте, что я сейчас приду».
Закрыв дверь, Зоя вернулась ко мне.
«Ты знаешь, зачем тебя зовут?» — спросила я.
«По правде сказать, нет; должно быть, это происки аббата Морена. Как бы то ни было, через четверть часа ты узнаешь об этом, как и я. Я скоро вернусь».
Зоя ушла. Я была уверена, что ее спрашивал господин де Монтиньи и, возможно, даже желала этого в глубине души.
Часто воскрешая в памяти наши с ним отношения во всех подробностях, я не могла не признаться себе, что, если бы не роковое вмешательство аббата Морена, настроившего меня против жениха, я нашла бы с ним свое счастье, как уверяла Зоя на своем бесхитростном и красочном языке.
Вскоре Зоя вернулась.
«Ну, и что же от тебя хотели?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143