— скомандовал Стессель.
— Здравствуйте, дорогой Анатолий Михайлович, — приветствовал его наместник. — Чуть только бой, а ваше превосходительство уже на самой опасной батарее. Здорово, артиллеристы! Спасибо за службу молодецкую! Сегодня, с первого же разу, перепугали японцев своим метким огнем.
— Должен довести до сведения вашего высокопревосходительства, что наша доблестная эскадра сражалась также с подлинным геройством. Артиллерийская стрельба кораблей была исключительно меткой. У адмирала Того должны быть большие потери. Прошу принять мое поздравление со столь блестящими действиями моряков, — рассыпался Стессель в комплиментах, зная любовь Алексеева к флоту.
— Позвольте мне от лица моряков поблагодарить ваше превосходительство за столь высокую оценку действий нашего истинно геройского флота. Счастлив буду донести обожаемому монарху о трогательном единодушии в бою армии и флота.
Затем их превосходительства трижды облобызались.
Обойдя батарею и еще раз поблагодарив солдат, адмирал отбыл в город.
— Теперь и нам можно отправиться по домам. Василий Федорович, поблагодари солдат и офицеров за службу и прикажи-ка подать коляску. Японцы, кажется, вовсе скрылись с горизонта.
Генералы, усевшись в коляску, приятно ободренные похвалой, наперебой хвалили Алексеева и моряков.
— Изумительно умный человек. Сразу видно, что царских кровей, — восхищался наместником Стессель.
— Если бы все моряки были такими, то ночного позора не было бы, — вторил ему Белый.
— Да и так ли уж велик позор? Правда, моряки малость прозевали, но корабли починят, и флот обретет свою прежнюю грозную силу. Только бы Алексеев остался в Артуре, — мечтательно говорил Стессель.
— Все же нам надо более тесно связаться с флотом, а то мы мало знаем, что у них делается.
— Связь держать следует, но надо при этом смотреть, чтобы моряки нас не оседлали.
— Но наместник ведь тоже моряк.
— Он прежде всего наместник. Поэтому его сердцу должны быть милы не только моряки, но и армия. Сегодняшнее его поведение подтверждает это предположение.
Уже прощаясь с Белым, Стессель еще раз вспомнил об Электрическом Утесе.
— Василий Федорович! Ты, пожалуйста, обрати внимание на Пятнадцатую батарею, пусть подтянутся, а то не рота, а бабья команда какая-то. Если найдешь нужным — представь к наградам нижних чинов и офицеров. Только, чур, с разбором.
— Жуковский и Борейко — одни из лучших офицеров у меня в артиллерии. Конечно, я буду просить об их награждении. Да и среди канониров и фейерверкеров найдется кого наградить, — ответил Белый.
В городе Стессель застал необычайное оживление. Разбуженные бомбардировкой артурские обыватели, как только сообразили, что началась война, стремительно бросились сперва в погреба и подвалы, спасаясь от вражеских снарядов, а по окончании боя — на вокзал.
Из домов тащили наскоро увязанные вещи и узлы. Все артурские извозчики, рикши и китайские кули были донельзя загружены. Вскоре вокруг вокзала образовался громадный табор беженцев. На путях стояло несколько товарных составов, уже полностью набитых пассажирами, но паровозов для них не хватало.
Заметив среди пассажиров штатских, генерал немедленно приказал:
— Всю эту стрюцкую рвань высадить. В первую очередь посадить в вагоны семьи господ офицеров и чиновников. Ротмистр Водяга, поручаю вам наблюдение за выполнением этого распоряжения, — приказал генерал и покатил домой.
Дома Стесселя встретила Вера Алексеевна. Она бросилась на шею мужа и долго целовала и крестила его.
— Ты истинный герой, Анатоль! Мне уже говорили, каким ты был храбрецом под огнем на батареях. Один стоял на бруствере, когда все прятались. Даже наместник был поражен твоей храбростью. Но ты должен беречь себя для России. Если ты, не дай того бог, погибнешь, то кто же сможет тебя заменить в Артуре? — тараторила генеральша.
— Ну, положим, я был на батареях осторожен. Хотя, надо правду сказать, там временами было жутковато, осколки так и свистели вокруг. Но меня бог миловал, остался цел, — мягко прервал Стессель жену.
Солнечный луч, пробившись сквозь щель в оконных ставнях, скользнул по лицу лежащей в постели женщины и разбудил ее.
Она потянулась, громко зевнула и, решительно соскочив на пол, открыла ставни. Яркий солнечный день наполнил веселым отблеском моря всю комнату.
Рива взглянула в окно на расстилавшийся перед ней внутренний рейд, окружавшие его серые горы, на раскинувшийся по берегу Старый и Новый город. Ее внимание остановилось на странно приткнувшихся к берегу, около выхода на внутренний рейд, двух судах. Она сразу узнала хорошо знакомые ей броненосцы — «Цесаревич»и «Ретвизан». Никогда до сих пор она не видела, чтобы корабли стояли так близко к берегу. Ее постоянные кавалеры моряки неоднократно, разъясняли ей опасность для крупных судов приближения к берегу.
«Наверное, ночью вздумали втягиваться на внутренний рейд, да и сели на мель», — подумала она и вспомнила при этом командира «Цесаревича», слывшего первым умником среди артурских моряков — немолодого, весьма представительного капитана первого ранга Григоровича, и хитрого, похожего на цыгана, командира «Ретвизана — капитана первого ранга Шенсновича, считавшегося одним из лучших командиров порт-артурской эскадры.
Наглядевшись в окно, Рива подошла к зеркалу. Взгляд ее скользнул по тонкому смуглому личику южанки с большими темно-карими глазами, с тонким греческим носом, яркими губами, чуть оттененными сверху темным пушком, затем спустился на красивую шею, плечи, упругие груди, которыми так гордилась Рива.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33