Не испугалась — нет, чего мне бояться собственного мужа? Я поднялась с кушетки, на которой лежала перед фонтаном и маленьким столиком с фруктами, посмотрела на Жака с удивлением:— Это как понимать? — спросила. — Ты приказываешь? Мне? Аламанти?Жак знал о силе, дарованной мне моим отцом. Знал, что меня нельзя сердить. И тем более нельзя обижать. Но на этот раз он словно забыл об этом.— Сейчас ты пойдешь в задний двор, — строго произнес он. — Вымоешься в бассейне, переоденешься в лучшее свое платье, чтобы через час быть готовой выйти из дому. К этому времени нам подадут экипаж.До самого этого момента я и не думала изменять ему. Я искала нужных слов, чтобы объяснить Жаку, что хотела бы провести одну ночь (все лишь одну) с тем оборванцем с носом топориком, который отказался быть нашим садовником. Более того, я бы поняла мужа, если бы Жак отказал мне в просьбе, сославшись на то, что графиням не полагается делить постель с простолюдином, попросил бы меня забыть о внезапном наваждении. Я бы даже согласилась пойти с ним к сеньору Винченце, который приглашал нас на вечерок, а после, оставив Жака со своим управляющим, уединялся со мной на часок в своей спальне. Винченце был брюхаст, сильно потел, мне не нравился, зато два виноградника, подаренного им Жаку, были одними из самых лучших в Этрурии. В постели с этим толстяком я бы попыталась забыть о садовнике.Но Жак стал говорить со мной, как со служанкой, как со своей наложницей, как с куртизанкой из бань Лютерции. Потому я посмотрела в глаза мужу и сказала:— Я не хочу спать с этим твоим Медичи. Ответ мой озадачил Жака.— Почему? — спросил он.— Потому что я люблю другого человека.— Кого? — еще больше удивился он.— Ты его не знаешь.Подобный ответ еще больше потряс Жака. Он знал всех восьмерых истинных хозяев Рима, которые пользовались моим телом наравне с ним, и даже в мыслях не мог себе представить, что его дорогая женушка может влюбиться в кого-то, кроме этих толстосумов.— Кто он? — спросил Жак грозно.— Я не знаю его имени, — призналась я. — Увидела мимоходом.— Все ясно, — кивнул он и, развернувшись на пятках, направился к маленькому домику у ворот, где проводили свободное время наши эфиопы.Я поразилась, как быстро и точно рассчитал мой Жак к кому надо обратиться за разъяснениями случившегося. Не стал требовать у меня, где и когда я увидела моего топороносого, решил узнать от слуг с кем я могла увидеться и успеть влюбиться. Глядя на высокую ладную фигуру мужа, я подумала, что вот уже второй месяц не была в объятьях графа с такой прелестной фамилией — де ля Мур, то есть Любовь. Он ведь и вправду был неплохим любовником и понимающим женщину мужчиной. А сегодня… Какая муха его укусила?Впрочем, прежде, чем вернуться к этой истории, следует продолжить рассказ о любви ко мне отцовского пажа… 7 1560 год от Рождества Христова. Утром бессонная ночь и угрызения, которым я терзала себя, отразились на моем лице столь явственно, что граф спросил:— Не заболела ли?— Нет, — ответила я.— Говорят, ты кричала во сне.— Не помню, — пожала я плечами и почувствовала, что краснею.Граф глянул на меня повнимательнее и отвернул лицо. Промолчал.Я же дождалась конца завтрака и побежала в оружейную комнату, где в это время должен был находиться паж.Отослала мастера по заточке алебард и мечей за какой-то надобностью, и с видом королевы, надменно выставив челюсть вперед, заявила пажу:— Придешь сегодня ночью. И больше не убегай.Паж застыл, как изваяние. Голова его мотнулась согласно. Но глаза смотрели мимо меня.И это его погубило. Если мужчина не может смотреть в глаза женщине, когда та говорит, что хочет его, он перестает быть для нее мужчиной.Поняв, что паж придет, я уже не желала этого, и вышла из оружейной с маятной мыслью, как избавиться от мальчишки…Одев кузнечный костюм и фартук, я с той же самой мыслью спустилась в отцову мастерскую.Граф осторожно крошил в ступе самородную серу. Пест крутился в его руке равномерно, будто механический.Увидев меня, он прервал работу, спросил:— Ты видишь это?— Да.— Тебе это что-то напоминает?Я поняла, что он хочет услышать — и решила не лгать:— На мужчину и на женщину.Тогда он высыпал серу рядом с кучкой древесной золы на стол и вдруг ударил пестом по чашке — та раскололась.— Принеси другую, — сказал. — А осколки выбрось в мусорный ящик.Я выполнила его приказ, и потом, на протяжении всего занятия по изготовлению пороха, ждала продолжения разговора о том, что было сказано в самом начале урока.Но граф больше в этой теме не вернулся. Он поджег смешанную из трех градиентов смесь — и та вспыхнула с шумом и дымом, разом превратив лежащую под ней деревяшку в обугленный полешек.— И все удовольствие, — сказал.Тогда-то я впервые усомнилась во всемогуществе знаний. Ибо время движения руки пажа по моему бедру продолжало казаться мне бесконечным.Но при этом я помнила еще и то, как старался паж не смотреть мне в глаза. — А из моего коридора вход в подземелье есть? — спросила я.Граф встретился со мной глазами, улыбнулся. В тот же вечер он приказал забить железный клин в дверь потайной ниши в коридоре и замазать известкой по окружности камня. ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ,в которой София сердится на Антонио, потом прощает и, наконец, избавляется от него 1 1566 год от Рождества Христова. Жак де ля Мур все-таки любил меня. Это я отчетливо поняла, когда увидела мужа выскочившим из домика для эфиопов и во всю глотку поносившего меня самой отборной руганью. Он ругался так, как могут ругаться только моряки, как кричали во время боя пираты с моего корабля, он проклинал день, когда появился на свет сам, день встречи со мной и день нашей свадьбы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44